Я возвращаюсь к своему компьютеру и нажимаю кнопку вызова. Он, наконец, подключается. В поле зрения появляется лицо Габриэля Эстрады. Он сидит за столом с сигаретой во рту, поставив локти перед собой. Интересно, знает ли он об обмане Пирсона или нет. Американец доверял ему. Это возможно, но в то же время, когда тебе нужно умереть, ты никому не можешь доверять. Мне ли не знать.
— Русский. — В его тоне сквозит кислота, и я улыбаюсь. Он меня ненавидит. Конечно, он знает. Лев ненавидит человека, который держит его на цепи, а Габриэль Эстрада действительно лев. Опасный, непредсказуемый и дикий. Но у него есть одна слабость — цепь, о которой идёт речь. Я бросаю взгляд через комнату на стену с мониторами и сосредотачиваюсь на нижнем правом экране. Камилла Эстрада меряет шагами спальню, её длинные тёмные волосы спиралью ниспадают по спине, как чёрный атлас. На ней джинсы и рубашка без рукавов, но ни то, ни другое не скрывает этих убийственных изгибов. Я бы сказал, что она довольно удобный залог.
— Габриэль, — говорю я с улыбкой, — я надеюсь, у тебя всё в порядке.
Он прищуривает глаза.
— Ты можешь идти к чёрту. Я удвоил твои запасы наркотиков, раздал твоё грязное русское оружие. Я хочу свою сестру.
Я беру тлеющую сигару из пепельницы передо мной и медленно затягиваюсь.
— Камилла решила остаться. Ну знаешь, — говорю я с ухмылкой. Мужчина никогда не должен раскрывать все свои карты, но простой факт заключается в том, что без своей цепочки Габриэль Эстрада укусил бы меня. И Камилла не такая, какой кажется. Она не просто хорошенькая сестра наркобарона. Любой, кто захочет присмотреться достаточно внимательно, сможет это увидеть. Она укрепит его, поможет ему, а я не могу этого допустить, поэтому, когда всё было сказано и сделано, я сделал интересное предложение: лишь один из заложников мог уйти. Камилла никогда бы не позволила ребёнку остаться здесь без неё, и поэтому мне пришлось оставить пылкую латиноамериканку у себя. Я не могу сказать, что это меня расстраивает. Она… интригующая.
Я наблюдаю на мониторе, как открывается дверь в её комнату и входит один из моих людей. Он подходит к ней, и она расправляет плечи. В ту секунду, когда он прикасается к ней, она бьёт его. Я борюсь с улыбкой. Такая дерзкая.
— Я надеюсь, что от холода в Нарнии у твоего маленького сморщенного русского члена начнётся гангрена.
Я смеюсь.
— Такой злой, Габриэль. Я позвонил, чтобы сказать тебе, что сегодня днём тебе доставят ещё одну партию оружия, о, и несколько ракет. Их заберут какие-нибудь кубинцы.
— Какого хуя… — я вешаю трубку, прерывая его.
Теперь вся Россия у моих ног, сильнейший картель Мексики у меня в кармане и плацдарм для захвата Америки. Абсолютный, коррумпированный. Плохая, грязная власть. Какое может быть более высокое призвание?
Я выдыхаю ещё одну струю дыма, прежде чем раздаётся стук в дверь.
— Войдите.
Дверь открывается, и Камиллу заталкивают в мой кабинет, прежде чем дверь снова закрывается. Она смотрит на меня, как маленький дикий зверёк, готовый наброситься. Я почти вижу жажду крови в её глазах. Я встаю из-за стола, не в силах оторвать взгляда от плавных изгибов её тела. Она дерзко вздёргивает подбородок и упирает руки в бёдра. Всегда дерзкая, прямо как тот парень.
— Ты была здесь гостьей некоторое время, — ухмыляюсь я.
Она свирепо смотрит на меня.
— О, да, моё пребывание здесь было таким приятным, — произносит она со своим экзотическим акцентом. — Окружённое грязными русскими.
— Мне так приятно слышать, что тебе нравятся наши условия. — Мне нравится заводить её и смотреть, как она взрывается. И так легко завести мою маленькую игрушку.
Я делаю ещё одну затяжку сигарой и выпускаю дым ей в лицо. Всё в ней говорит о том, что она перерезала бы мне горло с улыбкой на лице, и это то, что у нас есть общего: улыбаться в лицо смерти. Она такая хорошенькая. Такая опасная, и так легко недооценить — это вызов. А какой мужчина не живёт ради вызова?
— Чего ты хочешь, diablo? (прим. diablo [дьябло] — дьявол)
— А, — смеюсь я, — Дьявол. — Я выгибаю бровь, кружа позади неё, как стервятник. Я приподнимаю прядь её волос и вдыхаю аромат её шампуня. Нахождение так близко к ней вызывает во мне потрескивающее осознание. Я бы очень хотел заполучить её. — Милые прозвища и так скоро, красивая?
Она поворачивает голову, глядя мне прямо в глаза.
— Я убью тебя, — тихо говорит она, приподнимая одну бровь.
— О, — я провожу пальцем по её плечу, — я знаю, что ты бы так и сделала. — Я наклоняюсь близко к её уху, достаточно близко, чтобы знать, что от жара моего дыхания у неё, скорее всего, по коже побегут мурашки.
— Вот что делает всё это таким захватывающим. — Её челюсть напрягается, полные губы сжимаются в тонкую линию.
Я позволяю своим пальцам скользнуть вниз, к самой верхушке её пышной груди, и она даёт мне пощёчину. Мою щеку щиплет от удара, а член подёргивается от возбуждения, но я должен поставить её на место. Я всегда должен обладать властью. Я убираю руку и отвешиваю ей пощёчину с такой силой, что она ахает, прежде чем её рука подлетает к покрасневшей щеке.
— Не пытайся свергнуть короля, красивая. Я — огонь, который ничего не сделает, кроме как сожжёт тебя.
Из её губы сочится небольшое количество крови, которую она сплёвывает на пол. А потом она снова поднимает на меня взгляд, в её глазах мерцает дикое пламя тьмы, и она улыбается, как прекрасный маленький дьяволёнок.
— Осторожнее, русский. Я не против постоять в огне и посмотреть, как ты превращаешься в пепел.
Прилив адреналина проходит через меня, и я ухмыляюсь.
— Великие люди выковываются в огне, и разжигать этот огонь — всего лишь привилегия меньших людей.
Я сжимаю её челюсть, и она рычит.
— Твой брат — такой мужчина, и я буду использовать тебя до тех пор, пока он не даст мне всё, что я хочу.
Она свирепо смотрит на меня, и я смеюсь, отпуская её и возвращаясь за свой стол.
— Тебе следует чувствовать себя как дома. Ты пробудешь здесь некоторое время.
Конец