Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:
— Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтрашней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чемпионом турнира.
Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противников, никто — а, главное, сами рыцари — не удовлетвориться таким исходом.
Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я помог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному турниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освободиться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга — металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя горами разной высоты — личным гербом Алека — основательно пропитался кровью. Так значит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!
— Да, — подтвердил кивком мои мысли он, — оно было заточено и во второй раз я намерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.
— Мне сразу не понравился этот сэр, — буркнул я. — Родовой герб мне о чём-то напомнил.
— Он из рода Диомеля, — заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся вокруг Алека, — командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.
Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нарушать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!
— Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, — произнёс Алек.
— Ты можешь отказаться и признать чемпионом турнира этого фиарийца, — пожал плечами я, — ничего зазорного в этом не будет.
— Нет, Эрик, — раздражённо оборвал меня Алек, — сам ведь понимаешь, я здесь сражаюсь за честь всего Страндара.
— Понимаю, но королевству не станет лучше, если ты погибнешь на этом турнире, сражаясь за его честь.
— Выкрутимся, Эрик, — отмахнулся Алек и обратился к свитским: — О моей ране брату или кому другому — ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался — найду.
Так он всегда выражался: «найду»; а уж что будет после этого с тем, кого он найдёт, оставалось на усмотрение воображения самого провинившегося перед ним.
Ночью в комнату Алека вошёл Делакруа. Он не признавал дверей и всегда следовал одному принципов геометрии, гласящему что кратчайшим расстоянием от одной точки до другой является прямая. Поглядев на мирно спящего герцога Итаи, которому в самом скором времени предстоит стать королём, он размышлял, зачем он всё ещё остаётся здесь, хотя ни единого капища Килтии в Страндаре нет, а следов Лосстарота и Хардина найти не удалось, как и сведений о приезде в Престон карайского княжича Бронибора. Ну да, ладно, времени у него предостаточно. А пока почему бы и не свести на нет усилия сына графа Диомеля. Месть, конечно, дело святое, но и способы надо выбирать, подлостей Делакруа не любил.
Он провёл рукой по ране, заставляя её затянуться, а лицо Алека сморщиться от боли. Лечение силой Килтии имеет свою цену — она ведь всё же была тёмной богиней смерти, лечение не её специализация.
Кивнув своим мыслям, Делакруа ушёл, как и явился — сквозь стену.
На следующее утро Алек был до странности бодр и свеж, словно и не было вчерашнего турнира и раны. Кто-то из свитских, несмотря на угрозу, всё же донёс и Марлон явился узнать с какой это стати его брат решил скрыть от него факт ранения и грубейшего нарушения турнирных правил. Однако Алек в ответ лишь недоумённо развёл руками и продемонстрировал всем собравшимся совершенно здоровое правое плечо со старым шрамом, которому было не меньше нескольких лет. Я присутствовал при этом и, когда растерявшийся король в сопровождении галдящей свиты покинул шатёр, где Алек облачался в турнирный доспех для общей схватки, прямо спросил у него, куда делась рана.