Но движимый мыслью, как можно скорее добраться до столицы мятежной провинции, Ланс не останавливался и за четыре дня достиг земель, где война показала себя во всей красе, а не обозначала своё присутствие дальними отголосками. Покинутая селянами, Заброшенная деревня на дюжину дворов. Сгоревший постоялый двор. Повешенные — исклёванные вороньём до кости — на деревьях вдоль дороги. На обочине — то телега без колёс, то конский остов. Какие-то тряпки, обломки досок. Взгляды у марширующих военных стали жёстче и злей, а спасающиеся мирные жители, напротив, сжимались и сутулились, стараясь быть незаметными.
Вот наконец, первая серьёзная застава. Рогатка, перегораживающая дорогу, сбита из берёзовых брёвен, а не из лёгких жердей. Полтора десятка солдат с чёрно-серебряными повязками на рукавах. Это цвета Домов Чёрного Единорога и Серебряного Барса, всё правильно. Стража, казалось, ожидала нападения. Острия гизарм смотрели в сторону приближающегося всадника. Туда же, куда и дула двух аркебуз с тлеющими фитилями.
— Кто такой? — спросил молодой, но потрёпанный сержант. Мешки под глазами указывали на, самое малое, трёхдневный недосып. — Куда?
— Риинс альт Перрон из Дома Серой Пчелы, — привычно ответил Ланс. — Туда.
— Шутник, — криво усмехнулся сержант. — Зачем на ту сторону?
— Я — подданный короны Аркайла. Я имею права путешествовать по своей державе.
— Разрешение на въезд есть? Давай! — Сержант протянул руку с открытой ладонью.
— Какое разрешение?
— За подписью герцога-консорта. Или генерала Родда альт Ставоса, или генерала Юджина альт Ланне, или генерала Брего альт Нурда… — монотонно перечислил стражник. — Бумаги, пран, бумаги!
— У меня нет бумаг, — развёл руками менестрель. Иногда лучше притвориться этаким простачком, который ничего не знает и не понимает. — Мне не говорили.
— Я говорю. Разворачивай коня. Проезд закрыт.
— Я — пран из именитого Дома. — Изобразил возмущение Ланс. — Я могу поговорить с офицером?
— С офицером? — Сержант оглянулся на крестьянское подворье, стоявшее в полусотне шагов от рогатки. Добротные строения — жилой дом, амбар, коровник, сарай — не тронутые войной. — Да можно и с офицером. Идём… Коней здесь оставишь. Не пропадут.
Альт Грегор спешился. Не совсем удачно. Острая боль пронзила раненую ногу. На штанине расплылось мокрое пятно. Маленькое, не больше пары монет.
Сержант не дожидался его, широко шагая в сторону усадьбы. Пришлось, хромая, догонять его. У входа в крестьянский дом стояли двое солдат с чёрно-серебряными повязками и шпагами.
— К лейтенанту Эрнану, — коротко бросил сержант, толкая дверь.
Солдаты переглянулись, пропуская Ланса.
В самой обычной комнате — печь, стол, лавки, пара табуретов, широкая лежанка у стены — света не хватало. Затянутое бычьим пузырём окно успешно справлялось с главной задачей — пропускать как можно меньше солнечных лучей, а клочья плотной паутины, щедро сдобренной пылью, только добавляло таинственного полумрака.
За столом сидел молодой ещё пран в чёрном дублете с серебряным шитьём. На груди его Ланс разглядел герб Дома — белый пёс, настороживший одно ухо. Дом, наверняка, мелкий и захудалый, хотя собака всегда считалась символом верности присяге и преданности. Одной рукой лейтенант придерживал пытающий свернуться пергаментный лист, а второй теребил засаленный рыжий локон. Судя по щетине, он не брился, по меньшей мере, седмицу. Левую щёку украшал пухлый, отливающий пурпуром флюс.
Рядом со входом совсем юный солдат натирал ремни перевязи. Судя по вони смесью жира и дёгтя.
— Лейтенант! — Щёлкнул каблуками сержант. — Вот! Желает говорить с вами!
— Коль желает, поговорим, — рыжий отложил пергамент в сторону, придавил его кинжалом в ножнах. — Кто такой?
— Риинс альт Перрон из Дома Серой Пчелы. — Отвечал Ланс. — А с кем я имею честь беседовать?
— Эрнан альт Шоан из Дома Белого Пса. Лейтенант третьей роты «правых».
— Кого-кого, простите? — Удивился менестрель. На этот раз без притворства.