Здесь же, в родовом гнезде альт Растов, всё дышало замшелой стариной. Всё напоминало о тех бессчётных поколениях предков, которыми так гордятся праны на Северном материке. Вдоль стены стояли доспехи. Их вполне мог надевать пра-пра-пра-прадедушка Гвена альт Раста, получив их в наследство от своего деда. Покрытые вмятинами, полученными в боях или на турнирах, и ржавчиной, которую просто некому было счищать. Обветшалые знамёна каких-то Домов, побеждённых славными предками прана Гвена. разобрать гербы не представлялось возможным — ткань от времени превратилась в кисею и пропиталась пылью так, что все цвета заместились серым. Головы зверей, убитых на охоте.
Офра в первый же день посчитала — два вепря, один зубр, три благородных оленя, две лани и шесть косуль. Вряд и это была вся дичь, добытая за время существования Дома Ониксовой Змеи. Скорее всего на большее не хватило денег в оплату труда чучельника. Или остальные успели завоняться и их выбросили от греха подальше. Скорее всего, оставшихся ждала та же участь, но немного позже. Во всяком случае, шерсть на многих головах облезла. В одной кабаньей морде постоянно роились черви, временами выглядывая из ноздрей. Между рогами крупного оленя натянул густую сеть паук. В ней находили свою кончину серовато-бурые мотыльки, вившиеся тут же превеликом множестве. наверное, они кормились старой шерстью и плохо выделанной кожей. пауку стоило только позавидовать. Уж очень удачное место для жилья он себе нашёл.
Другие гости замка не замечали грязи, пыли, паутины и ржавчины. Не ощущали вони. Может, привыкли так жить? Офра не знала кринтийских обычаев, но допускала, что мужчины, носящие юбки, могут чудить и по-другому. А возможно, замечали, но молчали, чтобы не обидеть хозяев. По крайней мере, взгляд Морин несколько раз останавливался на «пятачке» червивого вепря, а ученик лекаря Гвидо каждый раз, входя в зал, морщился и кривился.
Огромный стол, поставленный в виде литеры «тет», раньше, по всей видимости, пустовал, но сейчас гостям было даже тесновато. Родовое гнездо альт Растов не производило впечатления изобильного места, но слуги праны Нателлы с ног сбивались, чтобы никто не уходил голодным. Во главе стола, то есть за «шляпкой» литеры, сидели пран Гвен альт Раст, его полоумная старшая сестра прана Нателла, гофмейстер замка пран Уилл альт Фрост из Дома Синей Выдры, Морин, как племянница главы Клана Кукушки, духовник хозяйки замка отец Жюст и Анне — нянька сына Реналлы — с малышом Бринном на руках.
Правую сторону «ножки» литеры занимали кринтийцы во главе с краснолицым волынщиком Дигланом Дорн-Давом и благородный пран Бриан альт Нарт из Дома Золотой Улитки. Левую — немногочисленная стража замка, ученик лекаря Гвидо и Офра. Именно так всех рассадил в первый же день пран Уилл и с тех пор порядок оставался незыблемым, как небесная твердь.
Чернь за общий стол не пускали, в отличие от собак, которых развели не то, чтобы превеликое множество, но на взгляд Офры, слегка перестарались. Она не любила собак, хотя умела с ними ладить. Обучение в лесной школе предполагало и этот навык, ведь сторожевой пёс может стать серьёзной помехой наёмному убийце. Просто Офре не нравилось, что в любой миг из-под стола может высунуться слюнявая морда, ткнуться в лучшем случае в руку или одежду, оставив липкое пятно, а в худшем случае — выхватить кусок еды. Собаки были охотничьи местной породы — невысокие, лопоухие, брылястые, пегой масти. Разбалованные совершенно до неприличия. Но повысить на них голос или дать пинка считалось в замке дурным тоном.
К общей трапезе не спускалась Реналла, которая по-прежнему не вставала с постели. Неведомая болезнь вцепилась в неё когтями и не отпускала, несмотря на всеобщее внимание и выражаемую всеми любовь. Фра Бьянческо, весьма сведущий во врачевании телесных недугов, ещё в Вожероне сказал, что в данном случае имеет место хворь душевная. Лично он никогда с такими больными не сталкивался, но слышал от своих учителей и читал в книгах.
Крайнее душевное истощение, страх, доходящий до отчаяния, разочарование в друзьях и близких, обида на всех за несправедливость. Только самые крепкие духом люди способны выбраться из замкнутого круга неудач и горя. Те, кто послабее, ломаются. Иной раз совершенно неожиданно. Так скаковой конь может мчаться, что есть силы, даже без понуканий всадника, а потом упасть и сдохнуть в одно мгновение. В таком состоянии некоторые люди накладывают на себя руки, совершая грех, который невозможно искупить. Ведь жизнь человеческая в руках Вседержителя, лишь он властен ею распоряжаться. Другие просто перестают хотеть жить и умирают медленно. Угасают, как свеча. Иной раз это занимает месяц или два, иногда может тянуться год.