— Я — главнокомандующий армии Вожерона, Пьетро альт Макос! — провозгласил кевиналец.
Его взгляд цепко скользил по лицам стоявших на стене людей.
Коло тоже оглядел защитников замка. Офру как будто и не заметил. Во всяком случае, не подал вида. Она же не отрывала от него глаз, серьёзно прикидывая — всадить болт из арбалета или подождать?
— Я помню вас, лейтенант Пьетро! — ответил гофмейстер Уилл. — Или теперь правильно говорить — генерал Пьетро?
— Называйте, как хотите. Для меня это не имеет значения. Прошу впустить нас в замок. Доложите прану Гвену альт Расту!
— Боюсь, с докладом у нас ничего не получится, — пробормотал Уилл и негромко спросил Морин. — Пускаем?
— Пускаем! — отозвалась кринтийка.
Пока стражники отодвигали засов и открывали створки, скрипящие плхо смазанными петлями, Офра успела спуститься во двор, который не предназначался для такого количества людей и коней и сразу стал похож на рыночную площадь. Не протолкнёшься.
Пран Уилл и Морин молча наблюдали, как спешившиеся солдаты из числа охраны генерала вытаскивают из повозки носилки с лежащим на них человеком.
— Расступитесь, расступитесь… — суетливо поговорил священник со страдальческим выражением лица.
Раненый или больной, привезённый в замок, явно происходил из благородных. Офра никогда раньше его не видела. Тёмно-русые волосы, изрядно тронутые сединой, собраны в длинный «хвост», переброшенный на грудь. Давно не стриженная бородка с серебристым клоком ниже левого уголка рта. Не высокий. Тощий, но это, скорее всего, из-за болезни. Возраст? Офра на глазок дала бы ему лет пятьдесят, хотя на самом деле, наверняка, меньше. Можно ли его назвать красивым? Рядом со слащавым и томным Пьетро альт Макосом, пожалуй, нет, но женщинам он должен был нравиться. Есть немного от сурового воина и от учтивого кавалера. Правда, последний слегка запущен, будто отсидел в темнице несколько месяцев. Кто такой, любопытно знать?
— Ланс? — краснолицый Диглан Дорн-Дав протолкался к носилкам. — Да пришибёт меня святой Эодх своей секирой, это же Ланс альт Грегор!
— Да, это менестрель, — кивнула Морин. — Что случилось?
— Смертельно ранен в сражении при Аледе, — ответил Пьетро, не вдаваясь в подробности. — Мы хотели, чтобы перед смертью он попрощался с Реналлой. Он это заслужил. — Кевиналец вздохнул. — И она тоже.
— Боюсь, что из этого ничего не выйдет, — быстро проговорила Морин. — Болезнь не отпускает её.
— Как так?
— Мы делали всё что могли, но ей становится всё хуже. Сейчас она без сознания.
Кринтийка тоже не стала объяснять всех обстоятельств, хотя Офра поделилась с нею всем, что узнала в ту ночь от прана Гвена. И правда, зачем блестящему офицеру, возможно, будущему супругу герцогини знать, что Реналлу травили миспикелем и яд впитался настолько, что никакие усилия Гвидо не помогали.
— Значит, всё было напрасно… — Генерал Вожерона выглядел так, будто во сё произошедшем только его вина. — Все старания…
— Мы должны хотя бы попытаться! — с неожиданной решимостью вмешался священник. — Вседержитель суров, но справедлив. Милость его безгранична. Позвольте мне прочитать молитвы и попытаться исцелить их.
— Вседержитель, несомненно, обладает великой силой, способной поднимать даже мёртвых, — возразил Пьетро. — Но вы, отец Сабан, не Вседержитель.
— В милости своей Он дарует силу даже слабым смертным! — Глаза бывшего духовника Лазаля горели праведным огнём. Мало кто решился бы оспаривать его слова. — Не человек творит чудеса, а вера! Если мне удавалось помочь его светлости, то я должен попробовать спасти величайшего менестреля. И я буду молиться и налагать руки. Ибо в «Деяниях Вседержителя» сказано — и возложит длань болящему на чело.
— Его светлости? — на этот раз вопрос вырвался у прана Уилла, который до сей поры сохранял каменную неподвижность и невозмутимость.
— Четырежды мне удавалось спасти герцога Лазаля от желудочной и печёночной хвори, вызванной чревоугодием и пьянством. Четырежды он восставал с одра, который все почитал смертельным. И если Вседежитель помогал мне тогда, то почему откажет в мольбе сейчас? Ланс альт Грегор, хоть и вёл бурную жизнь, но грешил менее, нежели его светлость Лазаль.
Все ошарашено молчали. Многие знали о болезнях и чудесных исцелениях правителя Аркайла, но никто не связывал их с невзрачным священником, никогда не выставлявшем себя и свои поступки напоказ.
— Но он умер, в конце концов, — только и сумела сказать Морин.