Ландскнехты платили презрением за презрение, предаваясь большую часть времени не войне, а грабежам, и стараясь при первой возможности сбежать, получив оплату вперёд. Но всё равно их нанимали снова и снова, поскольку опыт, накопленный годами, а то и десятилетиями, не пропьёшь. В бою каждый из них стоил десятка солдат, набранных из вчерашних крестьян и ремесленников. Псы войны дрались насмерть в пешем строю, отлично ездили верхом, стреляли из аркебуз, прилучников и арбалетов, фехтовали на шпагах и старинных двуручных мечах. Мало кто знал фортификацию лучше, чем они — полевые редуты и флеши, долговременные укрепления для артиллерии и пехоты. А уж какие из них выходили вастадоры!
Сейчас трое ландскнехтов нахохлились в сёдлах, как громадные вороны, и злобно зыркали по сторонам, понимая, что вряд ли им хватит мест на пароме. Ланс мог только посочувствовать им. К харчевне примыкал постоялый двор, но вряд ли там можно было отдохнуть и выспаться. Хотя, с другой стороны… Плох тот наёмник, который, имея возможность напиться, не напьётся. Вино и пиво будут, а значит — любые неудобства останутся незамеченными.
Хозяин переправы шагал вдоль очереди, отсчитывая счастливчиков, которым будет суждено увидеть левый берег уже сегодня, и одновременно собирал плату. Альт Грегор загодя узнал стоимость переправы и приготовил пять серебряных монет. За каждого коня здесь брали два «меча», а с человека — один. Это, если хочешь сидеть на палубе под навесом, защищавшим от дождя, но не от ветра и холода. В трюме дороже. Но там могли поднести кружку трагерского вина с копчёными колбасками. Ланс предпочитал поберечь деньги. Кошельке, подаренный Жоанной, стал легче уже вдвое, а дороге предстояла ещё дальняя. Перекусить можно и в сухомятку — в гостинице «Левый башмак», где менестрель провёл минувшую ночь, он запасся хлебом полудюжиной сваренных вкрутую яиц.
— Последний! — паромщик остановился напротив Ланса и отмахнул рукой, как заправский сержант, отдающий команду новобранцам. Впрочем, судя по выправке и шраму над правой бровью, у седобородого и располневшего с годами трагереца было за плечами армейское прошлое. — Больше не поместится никто.
— Не последний, а крайний! — поправил его один из ландскнехтов — светлокожий и узколицый, явный лоддер. — А то накаркаешь!
— А ты суеверный, я погляжу! — не моргнул глазом паромщик. Держался он так, будто болтал с одним из помощников, а не с прожжённым воякой. — В приметы веришь?
— А ты не веришь? — оскалился лоддер.
Его приятели нахмурились, будто готовились вынести обвинительный приговор.
— Когда я стоял на поле Беррона, я верил в свой цвайхандер. И не думал о том, с какой ноги шагаю, встречалась мне девка с пустым ведром или бабка с метлой. Я думал, сколько аркайлских пик я срублю. Ясно, сынок? — Ланс не знал, как выглядит болотный демон, но почему-то улыбка паромщика напомнила ему оскал этой нечисти, поминаемой в народе к месту и не к месту.
О сражении при Берроне Ланс слышал. Да, собственно, не слышал о нём только глухой. Далеко на севере, чуть ли не в предгорьях Карроса — ну, во всяком случае, горы оттуда уже видны — сцепились два землевладельца. Один из унсальского Дома, второй — верноподданный его светлости Лазаля.
Поучительно, что ни король Ронжар, ни правитель Аркайла долгое время ничего не знали о борьбе за кусок бесплодной пустоши длиной в полторы лиги и шириной в пол-лиги. А причина спора? Какой-то заезжий рудознатец нашёл куски камня, свидетельствующие об алмазоносной жиле. Учёный, конечно был сведущ в вопросах зарытых в землю богатств — где какой самоцвет или руда прячется от людского глаза, но он оказался полным болваном, что касается знаний человеческой природы. На следующее утро его нашли зарезанным, все пергаменты с записками пропали.
К несчастью, сведения попали в руки аркайлского дворянина, а на землях, где могли отыскаться алмазы, люди платили подати прану из Унсалы. Война была не долгая — узнав о пограничных стычках Ронжар и Лазаль быстро утихомирили забияк, — но кровопролитная. И сражение при Берроне осталось в байках и историях, как одно из самых необычных. Кондотьеры отказались сражаться на севере за гроши, а вот несколько отрядов ландскнехтов польстились на право грабить завоёванных мирных жителей. Обычно Псы Войны друг друга не кусают. Все они знают друг друга, если не в лицо, то понаслышке и, руководствуясь тем же самым негласным кодексом, стараются без лишней необходимости со своими не сталкиваться. Если кончено, речь не заходит о грабежах, пьянках и выгодных договорах найма. Но здесь нашла коса на камень.