Я кашлянула в кулак, смутившись ещё больше. Иван вдруг улыбнулся, развернувшись ко мне.
— Да, я знаю, что доверия не вызываю. Всегда считал это достоинством. Но не стоит всерьёз принимать то, что говорит прилично накачавшийся виски мужчина сильно понравившейся девушке.
У меня кончился воздух в груди.
Что он сказал? Или это тоже не следует принимать всерьёз?
Я быстро поднялась по крутым ступеням, свернула на тропу по-над пропастью. Белых коконов тут почти не было, только обнажившиеся соответственно сезону дубы, вековые тисы, поросшие висячим мхом стволы, яркие кусты остролистника, задумчивые, сонные морозники, словно не решившие: зимовать или расцвести. Сквозь жухлую листву выглядывали молодые травинки, будто бы и не декабрь был вовсе. Я обернулась. Иван был рядом.
Смотрит. Жадно, странно. Словно дышит через меня… Так, что спутались мысли.
Чёрт, всё, к делу!
Я встряхнула головой и пошла дальше.
— Самшит растёт очень медленно, — продолжила я, — всего один миллиметр в год. В начале рощи, как ты видел, он уничтожен полностью, так как на момент появления огнёвки там деревья были поражены грибком, листьев было мало, и огнёвка сожрала даже кору. Мне сказали, что там только вырубать и вычищать валежник осталось. Тем деревьям было около тысячи лет. Их даже называют аборигенными, представителями колхидских лесов…
— В грибке тоже я виноват? — спросил Иван.
— Нет. С ним боролись работники национального парка, но неудачно.
— Ясно. А опрыскать эту дрянь паутинистую ничем нельзя? — хмурясь, спросил Красницкий. — Когда на розах у нас в саду появлялись паразиты, мама и дед заставляли меня опрыскивать их медным купоросом. Было эффективно.
От изумления у меня брови взлетели на лоб.
— О, ты даже что-то умеешь делать руками?!
— А что, по-твоему, я с золотой ложкой во рту родился?
— Очень похоже.
Иван усмехнулся.
— Не родился. К твоему сведению, я и кирпичи класть умею, и бетон мешать, и картошку копать…
— И полы мыть? — не поверила я.
— С моей мамой попробуй не помой, — хмыкнул он. — Истерика и вынос мозга гарантированы.
От неожиданности мне в лоб чуть не заехала ветка пихты, Иван вовремя поймал её прямо передо мной.
— Осторожнее!
— Погоди, — я ткнула в него пальцем. — Или твоя мама следовала особым принципам воспитания, извини, конечно; или ты вырос, как все. В обычных условиях. Но это маловероятно.
— Да ты капитан-очевидность! Да, моё детство мало чем отличалось от тысяч других: хрущовка, футбол и мать-одиночка, — буркнул он.
И тем самым вызывал в моей голове триллионы самых невероятных версий о том, как он стал миллиардером, и ни одной без налёта уголовщины. Всё-таки, здравствуй, Мориарти? Преступные связи, махинации, отмывка денег мафии? Наркобизнес, как в сериале «Власть в ночном городе»? Да что угодно! Зато понятно, какого чёрта я так волнуюсь! Интуиция сигнализирует, и это вовсе не шутки.
В моих висках застучало, словно кто-то выпустил в кровь полный шприц адреналина. И я почувствовала себя так, как будто стою перед открытым люком из самолёта, в лицо мне бьёт ветер, а я не знаю, есть ли парашют за спиной, или рюкзак пуст. Только придётся прыгнуть.
Я смяла в пальцах завалявшийся в кармане жилета чек.
А Красницкий как ни в чём не бывало добавил:
— Но про моё детство не интересно. Мы здесь не для этого. Итак, почему не опрыскивают рощу?
Да-да, точно, речь о роще… И взгляд у него многослойный, как нейросеть для дипфейков, о которой рассказывал Яндекс. Я ответила:
— Сотрудники национального парка и волонтёры опрыскивали чем было, не помогло. На закупку спецсредств в Италии не хватило бюджета. Министерство дополнительно ничего не выделило, ты делегацию с просьбой о помощи послал в сад…
Иван сглотнул. Взглянул на меня. На этот раз очень колюче. Да, я знаю, никому не нравится быть виноватым, вот только что он будет делать дальше? Меня ужасно раздражала парадоксальность ситуации.
Красницкий поджал губы и сказал:
— Выделю. Сколько нужно?
— Во-первых, я не знаю. Во-вторых, прошёл не один месяц, и теперь слишком большая территория поражена: несколько десятков гектар. И по закону никто не имеет права её опрыскивать.
— Почему? Что за дурацкие законы?!
Он остановился, возмущённый. Я тоже. Я достала пульт и вернула дрон на землю. Всё равно сейчас не получится ничего снять. И я уже толком не понимаю, зачем снимать. Дразнить быка красным платком?
Дорожка была узкой. Справа скалистый утёс, слева за железными, выкрашенными в буро-красный цвет перилами — живописный обрыв. Парок вырывался из наших ртов. Красницкий стоял слишком близко. Моё сердце забилось учащенней, но я старалась никак это не показать.