— Сиди здесь! — ткнул мне в сиденье пальцем Красницкий. Вышел из машины, порылся в открытом багажнике, лязгнул чем-то.
Любопытство взяло верх, я приоткрыла дверь, сунулась на звук и обнаружила поражённо, что Иван стоит у заднего крыла автомобиля в одних боксёрах внизу и пытается попасть ногой в штанину других джинсов. Я спряталась обратно в салон, почёсывая затылок в недоумении. Он меня послушался? Миллиардер? Циник? Нахал? Меня?!
— Нехорошо уважаемого человека из себя выводить, — заметил кавказец.
— Наверное, — пробормотала я, а внутри заплясали весёлые чёртики, растаптывая копытцами остатки неуверенности.
Он меня послушал! Вау!
Дверь распахнулась, Иван с громким выдохом плюхнулся на сиденье. Его джинсы были на тон светлее предыдущих. Красницкий наклонился, завязывая шнурки на чёрных кроссовках. Потом выпрямился и зыркнул на меня, как на врага народа.
— Больше нас ничего не держит, — заявил он. — Дело так дело, чтоб его свиньи сожрали! Поехали к долбанным Сержоплям, спасать долбанный самшит!
А мне вдруг стало смешно. Я отчаянно попыталась сдержаться, и вместо смешка вышло смачное хрюканье.
— Нет, она ещё и дразнится! — возмутился Ваня.
— Прости… — выдохнула я. — Ты такой… такой…
Миллиардер и строительный монстр стоял в трусах почти в центре Сочи из-за меня!
Я закусила губы, стянула резинку с волос, пытаясь хоть за ними скрыть своё неуместное веселье. Волосы рассыпались по плечам, я прыснула ещё громче, закрыла лицо руками. Проклятый дурносмех!
Иван развернул меня к себе, убрал пряди с лица и отвёл руки.
Я продолжала смеяться, всхлипывая и подхрюкивая. Он сверкнул глазами коварно.
— Ну смейся, смейся! Теперь ты от меня не сбежишь, революционерка! — прорычал он, навалился сверху и накрыл мои губы неистовым поцелуем.
А Мерседес тронулся и куда-то поехал.
1 Из стихотворения «Мне ни к чему одические рати…» (1940) Анны Андреевны Ахматовой
Глава 31
Сбежать я ей не позволил, поцеловал и поставил на место. Телефон вибрировал в кармане, как чесоточный, а я не обращал на него внимания. Всё-таки что-то в ней было — то, что заставляло прилепляться взглядом и примагничивало тело, заряжало электричеством и шарахало на всю катушку.
Рррита! Гибкая кошка, возомнившая себя Ильёй Муромцем.
Рррита! Смешливая и обволакивающая. Своим запахом, волосами, идеальным носом, торчащим так, словно призывает к революции.
Рррита! Имя такое, что только аргентинское танго танцевать! Голыми…
Я не дал покоя её груди, губам, бёдрам, и уже готов был приказать водителю остановиться и выйти, как тот вдруг сказал:
— Э-э-э… До садового товарищества мы доехали, а теперь куда?
Чёрт! Как в кинотеатре в семнадцать лет — только распалишься, сеанс и закончился. Такое быстрое кино — даже титров не успеваешь посмотреть.
Рита высвободилась из моих рук и бодро скомандовала:
— Вторая улица направо, третий дом с зелёными воротами.
Мне понадобилось несколько вздохов, чтобы понять, какие ворота, какой дом и куда мы вообще едем. Вспомнил, выдохнул и одёрнул вниз рубашку. Не стоит перед борцами за экологию представать, как зажамканная бумага из принтера. Хотя пусть думают, что хотят, я о них вообще не думаю.
Я вышел вслед за Ритой из Мерседеса в какую-то деревню. Солнце в глаза, ленивый рыжий кот на дровнице, опьяняющий свежестью воздух, дремлющие горы на фоне. Рита несколькими движениями привела себя в порядок, толкнула дряхлую калитку.
Я вошёл за ней, к нам кинулись одновременно коротконогая дворняжка и мелкий лет четырёх. В глаза бросились добротные теплицы на участке и годов пятидесятых побеленная лачуга под низкой крышей. Нищета…
Дворняга лаяла, суетилась, мотыляя хвостом, скрученным в баранку.
— Ещё один представитель СМИ, — хмыкнул я.
— Что?! — обернулась Рита, поднимая мальчишку на руки. Тот был одет черте во что, ухоженный гораздо меньше теплиц, с рыжим вихром, торчащим из-под бывалой вязаной шапки, со следами чего-то липкого на красных, наливных щеках.
Я прикусил язык.
— Да ничего, — сказал. — Хорошие теплицы.
— О да, Сержик их сам делал, — закивала она радостно, красивая и гармоничная с ребёнком на руках, словно с рекламной картинки. — Познакомься, это Валентин. Шарик, не лай, это свои!
Мелкий смотрел на меня с тем же выражением, что и Шарик: «мол, ты кто вообще и чего околачиваешься возле нашей Риты». Видимо, стоит налаживать контакты. Я пожал тёплую ручку мелкого, вымазанную в чернозёме.
— Здоров!
— Далов! — ответил пацан. — Ты кто?