Пастор Зуденшельд дает показания
Валя и Найденов, укрытые пледами, лежали в креслах на деке "Клариссы" и любовались белесым простором Балтийского моря. Берега негостеприимной Германии остались далеко на юге. - Даже не верится, что можно снова свободно дышать, не думать об угрожающих тебе опасностях, - говорила Валя. - Ведь мы не слышали в Берлине ни одного открыто враждебного слова; никто не дал понять, что дурно относится к нам или к нашей стране, а между тем я была уверена, что каждый обращенный на нас взгляд любого официального лица скрывал неприязнь... - Хорошо все, что хорошо кончается. Послезавтра - Финляндия, а там советский теплоход, и - мы дома. Наверно, нас ждет уже целая куча писем от Житкова. Удивительно, что он ни разу не написал. - По-видимому, не хотел писать из-за немецкой цензуры. - Интересно, чем же кончилось плавание на "Архангельске"? Заметив приближающихся людей. Валя умолкла. К ним двигалась целая процессия во главе с помощником капитана. Найденов не знал финского языка, и потому не мог понять того, что сказал помощник какому-то здоровенному детине в штатском: - Только, пожалуйста, без шума, чтобы не возбуждать разговоров среди пассажиров. - Шум не нужен ни нам, ни этому субъекту, - ответил штатский и, подойдя вплотную к Найденову, бесцеремонно положил руку на его плечо. Найденов сделал гневное движение, но почувствовал, что рука финна крепко впилась в него. К тому же Найденов заметил, что другой рукой тот наводит на него револьвер, не вынимая его при этом из кармана пальто. Да, шум действительно ни к чему не мог привести, и потому, не меняя позы, Найденов спросил по-немецки: - Кто вы такой и что вам нужно? - Государственная полиция, инспектор Венсторп, - несколько смущенно пояснил помощник капитана. - Какая полиция? - удивился Найденов. - Вам придется последовать за ним, - сказал помощник капитана. - Тут очевидное недоразумение, - негромко, но внушительно произнес Найденов. - Каждый из вас прикидывается девицей, впервые идущей к причастию, насмешливо сказал Венсторп. Найденов взглянул на встревоженную Валю. - Не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Какая-то чепуха, - сказал он и последовал за помощником капитана. Они вошли в капитанский салон, и дверь захлопнулась. В этот же миг за спиной Найденова что-то звякнуло, и он ощутил на запястьях холодную сталь наручников, которые ловко защелкнул прятавшийся за дверью помощник Венсторпа, по имени Майерс. Найденов невольно напряг все свои силы, натягивая цепь. Венсторп засмеялся. - Ну, ну, не испытывай прочность своих костей, - пробормотал он. Найденов старался трезво оценить положение. Немцам удалось схватить его руками местной полиции. Значит, прежде всего нужно, чтобы Валя снеслась с советским посольством в Хельсинки. - Господин капитан, - обратился он к молча стоявшему в стороне капитану "Клариссы", - поскольку все это произошло на вашем судне, я требую объяснения от вас. Капитан вынул изо рта сигару и, глядя на ее тлеющий кончик, смущенно проворчал: - Чертовски неприятно! Я и сам никак не думал... И если бы ваша жертва не опознала вас, я бы ни за что не поверил... Он протянул Найденову бланк радиограммы. Любекская полиция сообщала, что в купе берлинского экспресса, прибывшего в Любек накануне утром, был найден некто Зуденшельд, кем-то усыпленный и обысканный. - Вот оно что! - вырвалось у Найденова. Дальше в депеше говорилось, что если пострадавший Зуденшельд опознает своего подозрительного спутника, такового следует арестовать при содействии полиции ближайшего порта и доставить в Германию. - К счастью, не пришлось ждать ближайшего порта, - со смехом сказал Венсторп и самодовольно ткнул себя пальцем в грудь. - Тут оказался я. А из моих рук ты уж не ускользнешь. - Не понимаю, о каком пострадавшем тут говорится, - сказал Найденов. Если бы он был здесь, этот Зуденшельд, то, наверно, не отказался бы подтвердить... - Старый прием, приятель, - сказал Венсторп. - Но на этот раз он тебе не поможет. На твое горе господин Зуденшельд здесь. - И Венсторп обратился к капитану: - Разрешите пригласить пастора? Через несколько минут капитан и офицеры почтительно поднялись навстречу входящему пастору. Найденов узнал в нем... своего ночного спутника. "Ловко подстроено!" - подумал Найденов, удивляясь тому, как своевременно его молчаливый спутник по экспрессу Берлин - Любек оказался на "Клариссе". Между тем пастор, опираясь на руку стюарда, с трудом дошел до кресла и опустился в него с болезненным стоном. - Узнаете ли вы его, господин пастор? - спросил Венсторп, Взгляд темных спокойных глаз Зуденшельда показался Найденову проницательным и полным человеческого достоинства. На какой-то момент Найденов даже усомнился - действительно ли перед ним шпик гестапо? - Это он, - спокойно проговорил пастор. - Объясните, как все случилось, - сказал Венсторп. Зуденшельд подумал немного и принялся не спеша рассказывать. Найденов обратил внимание на то, что, с трудом начав говорить по-фински, этот пастор поспешил перейти на немецкий язык. - Я сразу заметил, что этот человек следит за мною, - говорил Зуденшельд. - Не стану объяснять вам, почему, но у меня были основания опасаться кое-кого. Я вез очень... ценные бумаги. Этот человек несколько раз выходил из купе. Каждый раз, как он возвращался, я ждал, что вместе с ним в купе ворвутся его сообщники и нападут на меня. Вы хорошо понимаете, господа, в той стране, где мы находились, можно было ждать чего угодно. - При этих словах он поглядел на офицеров "Клариссы". Те молча кивнули. - Я готовился к защите, хотя отлично понимал, что ничего не смогу сделать. И вот, незадолго до прибытия в Любек, он, - Зуденшельд указал рукой на Найденова, - снова ушел. А через несколько минут дверь отворилась. Это было сделано так бесшумно, с такой ловкостью, что я не сразу заметил образовавшуюся щель, а когда обернулся, было уже поздно. На лицо мне упало что-то мягкое, похожее на мокрую вату. Я тотчас потерял сознание и больше ничего не помню. Говорят, что меня так и нашли без чувств, когда поезд прибыл в Любек. Мое лицо было накрыто газетой. Купе оказалось запертым снаружи. Интересно и то, что никто не обратил на меня внимания на границе. Немцы столь тщательно проверяют паспорта, но отпереть мое купе немецкая полиция почему-то не сочла нужным. - Теперь вы не сомневаетесь в том, что перед вами ловкий малый? удовлетворенно сказал Венсторп капитану. Тот с хмурым видом пожал плечами, а Зуденшельд добавил: - Ко всему этому могу добавить: пока я был без чувств, меня тщательно обыскали. Даже подкладка пиджака оказалась вспоротой. Преступник искал бумаги. - И похитил их? - К счастью, нет, - сказал Зуденшельд. - Может быть, кто-нибудь спугнул его, а может быть, он убедился в том, что их... при мне нет. - Надеюсь, капитан, - сказал Венсторп, - что на вашей "Клариссе" найдется надежный уголок, где можно поместить эту птичку? Посоветовавшись с помощником, капитан приказал показать Венсторпу помещение для пленника. - У вас есть оружие, капитан? - спросил Венсторп с порога. - А то эти господа способны на что угодно, даже с таким украшением на руках. Ведь он русский!.. От Найденова не укрылось, что при слове "русский" пастор вскинул голову. В его темных глазах, внимательно уставившихся на пленника, загорелся огонек. - Вы русский? - спросил он, когда Венсторп ушел. Найденов пожал плечами и промолчал. - Русский! - повторил Зуденшельд и покачал головой. Найденову показалось, что в выражении его строгого лица появилось сострадание. - Когда-то я изучал русский язык, - сказал Зуденшельд. - Разделяю ваше удивление. Вы не из тех русских, которые могут меня понять. Покосившись на капитана "Клариссы", Найденов спросил по-русски: - На какой язык вы могли бы перейти, чтобы нас не поняли? С трудом подбирая слова и коверкая ударения, Зуденшельд отвечал по-русски же: - Родной для меня язык норвежский, но едва ли вы... Найденов тут же ответил по-норвежски: - Я не блестяще владею этим языком, но... - О! - удивленно прервал его Зуденшельд. - Вы излишне скромны. Отличное произношение! Даже трудно поверить, что вы... не норвежец. - У нас слишком мало времени, - торопливо продолжал Найденов. Заинтересованы ли вы в том, чтобы я оказался в руках финской полиции? - Мне совершенно безразлично, от кого вы понесете заслуженное наказание. - Перестаньте притворяться! - гневно сказал Найденов. - Все равно я вам не верю. Ваша задача - доставить меня в Германию... - В Германию? - Зуденшельд рассмеялся. - Ну, нет! Добровольно вы меня туда не затащите. Перед вами уже не заключенный лагеря Дахау, а свободный сын норвежского народа. И если моему организму удастся справиться с последствиями отвратительного снадобья, которым вы угостили меня в вагоне, то... - Послушайте, - перебил его Найденов, - от передачи меня финским властям гестапо так же мало выиграет, как если бы я вообще был на свободе. Советские власти сумеют доказать, что все происходящее - не что иное, как гнусная игра всей вашей шайки. По мере того как он говорил, лицо Зуденшельда выражало все большее удивление. Он покачал головой: - Вашей умелой игрой вы не убедите меня в том, что действовали не по указке гестапо. Никому, кроме черной команды, мои бумаги не были нужны. Найденов чувствовал, что голова у него идет кругом. Подчиняясь желанию верить этому человеку, он сказал: - У нас одинаково мало оснований верить друг другу. Идите к моей жене, ничего не бойтесь. Впрочем, вы ведь ничем и не рискуете на этом пароходе. Моя жена сумеет убедить вас в том, что советские граждане не занимаются грабежами в поездах. Пересиливая слабость, Зуденшельд поднялся с кресла и сделал шаг к Найденову. Его глаза горели. Он хотел что-то сказать, но дверь распахнулась, и появился торжествующий Венсторп. - Милости просим! - весело крикнул он с порога. - Клеточка готова. Из-за спины Венсторпа выскочил его помощник Майерс и, схватив Найденова за короткую цепочку наручников, грубо дернул.