" Тупой, как ржавый нож", – слова Чандры звучали в ушах Мартинеса.
Он глотнул виски, размышляя над словами Цзая.
– Вот вы говорите, – осторожно начал он, – он не жил, а играл роль.
– Человек познает себя, попадая в трудности, или сталкиваясь с сопротивлением, или пожиная плоды неверно принятых решений. У Флетчера не было ни трудностей, ни сопротивления, ни удручающих последствий. Ему дали роль, и он старался более или менее убедительно играть ее, не отступая ни на шаг. А жаль. – Доктор наклонил голову и погрузился в созерцание стакана, стоящего у него на круглом животике.
Мартинес опустил свой стакан на стол. Получилось чуть громче, чем надо, и Цзай вздрогнул.
– Без последствий, пока он не убил инженера Тука, – сказал капитан.
Цзай промолчал.
– Он заполнил свою пустоту этим? – спросил Мартинес. – Перерезав человеку глотку?
Цзай бросил взгляд на Мартинеса из-под опущенных седых бровей, сверкнув темными глазами.
– Знаете, я спрашивал его. В тот же день, по просьбе леди Миши. Кажется, она надеялась, что я признаю Флетчера невменяемым и она сможет отстранить его от командования. – Он скривил рот. – Боюсь, я ее разочаровал. Капитан Флетчер был в абсолютно здравом уме.
Мартинес почти сорвался на крик:
– Так почему же он убил Тука?
Цзай быстро облизал губы.
– Сказал, что убил, потому что того требовала честь "Прославленного".
Мартинес уставился на врача. Слова замерли на языке. Он глотнул виски.
– Что он имел в виду? – наконец выговорил капитан.
Цзай пожал плечами.
– Вы дружили?
Цзай покачал головой.
– На корабле у Гомберга не было друзей. Он полностью погрузился в свое дело и ожидал того же от остальных.
– Но вы же отправились за ним на "Прославленный".
Цзай чуть улыбнулся и потер ногу.
– У этой работы свои преимущества. Моя практика на Сандаме процветала, но было скучно, так скучно, что моя жена ушла к другому. Дети почти взрослые. Когда молодой Гомберг получил корабль и предложил мне место, я понял, что не видел ни Заншаа, ни Пасти, ни Торговых рядов Харзапиды. И я посетил все это и даже больше.
Мартинес неожиданно разозлился. Ответы доктора не приблизили к разгадке смерти Флетчера, запутывая всё сильнее, а ведь единственное, что он действительно хотел узнать о капитане, было имя его убийцы. Даже плевать на мотивы. Он просто хотел найти преступника и забыть об этом деле.
– А что там висит у Флетчера в спальне? – спросил Мартинес. – Что за человек привязан к дереву?
На губах доктора заиграла легкая улыбка.
– Часть коллекции, которую нельзя показывать чужим. У капитана Флетчера было специальное разрешение от Управления цензуры, позволявшее собирать религиозное искусство.
Мартинес онемел. Религии давно запретили – во благо общества. Праксис гласил, что верования приводят к иррациональным и бездоказательным умозаключениям по поводу устройства вселенной. Под запрет попали и произведения искусства, вдохновленные такой верой. Обычно их можно было увидеть только в музеях предрассудков, построенных в главных мегаполисах империи.
Конечно, всегда существовали коллекционеры и ученые, которым доверялось иметь дело со столь опасным материалом. Но то, что на борту "Прославленного" оказался не только один из них, но и с частью такой коллекции, в голове не укладывалось.
– Его интересовали какие-то определенные культы? – наконец спросил Мартинес.
– Те, после которых остались замечательные образчики живописи и скульптуры, – ответил Цзай. – Не знаю, знакомы ли вы с искусством древней Терры…
– Нет.
– Множество произведений, особенно относящихся к ранней эпохе, было связано с той или иной религией. Конечно, сегодня многие из тех культов позабылись и связанные с ними предметы выставляются в обычных музеях.
– Вот как. – Мартинес побарабанил пальцами по столу. – А почему капитан Флетчер повесил это… этот предмет… на стену, ведь каждый раз, засыпая, он видел именно его?
Цзай казался искренним.
– Не знаю. Но хотел бы знать, лорд капитан.
– Ведь это никак не связано с эротикой, нет?
Вопрос развеселил доктора.
– Вряд ли Гомберг увлекался гомосексуальным бичеванием. – Он пожал плечами. – Но люди такие разные, вы меня понимаете?
Ещё одно разочарование. Мартинес рассердился.
– Кажется, да.
Цзай поставил пустой стакан на поднос.
– Благодарю, лорд капитан. Жаль, что почти не помог вам.
Мартинес многозначительно посмотрел на вещественные доказательства:
– Зато нам поможет это.
– Надеюсь. – Цзай встал и собрал коробочки. – Пойду делать анализы. С вашего разрешения.
Мартинес вздохнул:
– Удачи, лорд доктор.
Цзай поплелся к двери, даже не пытаясь салютовать. Мартинес проводил его взглядом и вызвал Алихана.
– Передай Перри, что можно подавать ужин, если все готово. До завтрашнего дня я останусь в своей каюте, распакуй вещи, которые понадобятся мне до завтрака.
– Хорошо, милорд. – Алихан наклонился и наполнил стакан Мартинеса. – Будут еще указания, милорд?
Мартинес посмотрел на него.
– Что слышно?
Алихан ответил извиняющимся тоном:
– Я весь день провел здесь, милорд, упаковка и так далее. У меня просто не было возможности поговорить с кем-либо на корабле.
– Ясно, – пробормотал Мартинес. – Спасибо.
Алихан ушел. Гарет просмотрел файлы, доступные с его капитанского ключа, и послал Цзаю разрешение для базы отпечатков пальцев экипажа. Через несколько минут Перри принес ужин. Мартинес ел левой рукой, а правой держал стило, перелистывая документы на столе.
Он просмотрел все необходимое для командования кораблем.
***
После того как Перри убрал посуду, Мартинес разослал сообщения всем старшинам и главам отделов с приказом отчитаться о действиях подчиненных этим утром. Лучше сделать это сразу, пока свежи воспоминания. Потом он вызвал первого лейтенанта Фульвию Казакову.
– Вы на вахте, лейтенант?
– Нет, милорд. – Она явно удивилась вопросу.
– Буду признателен, если вы зайдете в мой кабинет.
– Будет сделано, милорд. – Она помешкала. – В который из них, милорд?
Мартинес улыбнулся.
– В прежний. В ваш.
Когда он попал на корабль третьим по старшинству офицером, ему предоставили третью по роскоши каюту, которую до него занимала первый лейтенант. Казакову переселили в каюту другого лейтенанта, того – в другую и так далее, пока самый младший лейтенант не был перемещен к кадетам. "Завтра, – подумал Гарет, – все вздохнут с облегчением, получив свои места обратно."
Кроме, конечно, капитана Флетчера, чье тело медленно кристаллизовалось в морге "Прославленного".
Казакова пришла, наполнив воздух резким ароматом духов. Она была при полном параде, высокий воротник подчеркивал длину шеи. Лицо по форме напоминало сердечко. Перламутровая инкрустация, украшавшая палочки в пучке волос на затылке, переливалась.
– Присаживайтесь, миледи, – сказал Мартинес в ответ на приветствие. – Вина? Может, чего покрепче?
– Что нальете, милорд, спасибо.
Он налил вина из бутылки, открытой Перри к ужину. Она взяла бокал, сделала небольшой глоток и поставила вино на стол.
– Я не такой, как капитан Флетчер, – начал Мартинес.
Казакову это высказывание не удивило.
– Да, милорд.
– Но я постараюсь быть похожим на него, по крайней мере, в первое время, – продолжил Мартинес.
Казакова задумчиво кивнула.
– Понимаю, милорд.
Преемственность была необходима. Флетчер много лет командовал "Прославленным", и его привычки и причуды стали неотъемлемой частью корабельного распорядка. Неожиданные перемены могли нарушить баланс огромного организма, каким стал экипаж судна, а его и так после событий последних дней постигли потрясения.
– Я продолжу строгие проверки, которые проводил капитан Флетчер, – сказал Мартинес. – Не подскажете, была ли в его обходах система или он выбирал спонтанно?