Но теперь все знают, что армии отступают.
Солдаты уже научились ненавидеть тыл и тыловое начальство.
— Воевать посылают, а обуть не во что. Сами-то, небось, сапоги с гармошкой носят. А тута на сырой земли босиком сиди.
— И зачем только воюем? Все равно толку никакого… Не устоять нам теперь против немца, ни за что не устоять. Он прет самосильно, а у нас — снарядов нет, сапог нет, жратвы нет… одним словом — ни хрена нет.
— Ну и отступаем понемногу. Все назад и назад. Так, гляди, и до дому докатимся.
— Докатишься, пожалуй. До могилы. А ежели домой — не иначе как обрубком.
— Раньше с голоду подохнешь, или вши заедят…
— А то лихорадка затрясет.
— Одним словом — выбирай, что те больше по ндраву.
— Немцы не зря прут самосильно. У них морды — што у твово кабана. В вещевых мешках и сыр, и колбаса, и щиколад.
— И што за народ такой — хрен его знает! Сами такие умные, или начальство ученое, или царь вроде Наполеона? Один ведь — противу всего света.
— Ну, не один. Им австрияк помогает. Опять же — турок…
— Ну, турок… Так только, меж ногами путается. Какой из его вояка! Лахудра… У его нос длинный — сует куда не надо.
— Сует, не сует, а немцу от него помощь большая. Сколь народу на тот фронт напихано. А могли бы сюда послать.
— А кухни-то, пока што, не едут. Опять жрать не привезут.
— Который день на одном аржаном сидим. Сволочь поганая, сука нестроевая, где они с кухнями путаются!?
— Надо до батальонного идти. Пускай звонит в штаб — почему народ не кормят. Голодный не навоюешься…
— Не накормят, сами пойдем кухни искать. Пущай пока штаб здеся повоюет…
— Пойдешь, пожалуй. Сдохнешь тут, а никуда не пойдешь.
Былин, веселый, живой Былин, крепко сдал. Постарел, увял, оброс и как-то обмяк, опустился. Он мне рассказывает, как доставили сюда подарки.
— Я здесь вспоминал тебя. Вот бы тебе побалакать с ими. Таки дамочки — абрикосы… Приперли нам махорки, подметок, белья и теплых подштанников… «На што, — говорю, — милые дамочки, нам подштанники?.. Дюже, — говорю, — в их жарко убегать будет, потому, — говорю, — лето на дворе…» А вона говорит: «Звините, милый солдатик, мы, — говорит, — еще зимой их готовили, да не успели; вы, — говорит, — солдатик, их спрячьте до той зимы…» Видишь, куда загибает, — до той зимы. У ней глаза не вылазят. Она до зимы ждать может. Ну, махорку-то мы скурили, а подметок прибивать некому, бо уси сапожники в тылу на оборону работают, тут никого немае… А так — барыньки, действительно, ласковы, румяны — черешни, ей-бо! От бы хоть разок такой попользоваться.
Наши окопы беспрерывно укрепляются. Нам помогают саперы. Подвозят лес, колючую проволоку, роют ходы сообщения, делают блиндажи для пулеметов. Позади наших окопов роют резервные.
Пока здесь тихо, солдаты хозяйничают в соседних деревнях. Воруют кур, уток, поросят. Днем сидят раздевшись и греют спины, сушат портянки, штопают шаровары и ведут бесконечные разговоры.
— Не иначе — скоро мир. Немец не идет, может, кумекают — воевать или мириться.
— Немцы первые миру не попросют, немцы гордые…
— А чего он просить станет? Он сколько земли себе откромсал и дальше прет… Народ одетый, обутый и сытый. Не наш брат.
— Ну, и наш царь просить не станет.
— Стало быть, мира не будет… Так и будем воевать, пока не перебьют.
— Эх, ребята! Вдруг — манихфест. Кончена война. Айда, ребята, домой… А за то, что воевали, кровь свою проливали, кажинному солдату три десятины земли и лесу на постройку…
— Дадут, пожалуй, держи карман шире. Три аршина землицы дадут и лесу на гроб… А то и без лесу обойдешься, так полежишь, не барин…
— А сейчас бы домой в самый раз поспеть. У нас только-только теперь сеять. У нас долго зима держится.
— А у нас, в Херсонской, скоро поспеет пшеница. В июле уже снимают.
— А тут, гляди, вспахать успели, может, и посеяли, да всю и затоптали…
— Тут много добра зря погубили.
Я лежу у бруствера, греясь на солнце, и слушаю разговор, не видя лиц беседующих. Среди солдат много новых.
У нас крепкие окопы, построенные по всем правилам саперного искусства. Здесь, видно, решено оказать неприятелю решительное сопротивление. Если он здесь нас сломит, его не удержать никакими силами.
В окопах глубокие ниши для патронов, для бочек с питьевой водой. Над окопами крепкие навесы. Внутри окопов стоки для дождевой воды. Дальше, по ходу сообщения, клозеты и еще дальше кухни в земле. Впереди — широкая полоса проволочных заграждений. Таких основательных окопов мы еще никогда не строили.