Фабиан остановился и припал на одно колено. Шагах в пяти заросли ежевики кончались. До темного массива Тюркенвальда оставалось не более ста метров. Перед ним — ровный луг.
Фабиан пошептался с Зейделем и показал ему, как нужно вести атаку».
Действительно, так «просто» о войне еще не писали. За кажущейся безыскусственностью этого текста скрывается мастерство большого художника со своим, уже определившимся восприятием мира и творческим почерком. Арнольд Цвейг справедливо говорил в своей рецензии: «Эта книга не то, чем она кажется — и кажется действительно до полной иллюзии, — не удавшееся в своей наивности свидетельство человека, который рассказывает, что он пережил, раскрывая при этом свой трезвый характер. Этот Людвиг Ренн, призванный ефрейтором и вернувшийся с войны вице-фельдфебелем, представляет собою, напротив, плод творческого воображения, сознательно и продуманно созданный, как тип, как образ немецкого солдата».
В начале книги ее герой, хотя ему и не по душе ура-патриотические речи, все же охвачен воинственным воодушевлением. Но оно исчезает уже в первых боях; с каждым новым месяцем войны в нем растет отвращение и ненависть к ней. Тем не менее он храбро сражается, всегда беспрекословно выполняет приказы начальства, даже если и сознает их бессмысленность. Он рад, когда его награждают орденом, страдает при виде разложения кайзеровской армии и падения в ней дисциплины. Чем больше несоответствие между его пониманием долга и реальной жизнью, тем больше в душе героя подымается гнев, однако он все силы души тратит на подавление этого гнева.
Таким образом, герой книги, ее рассказчик, принадлежит к тем немецким солдатам первой мировой войны, которые не нашли свое место в сложной обстановке в годы немецкой революции; как писал позднее сам Людвиг Ренн: «Он подчиняется потому, что не знает, во имя какой цели он не должен подчиняться». Все растущая неудовлетворенность героя и составляет внутренний стержень книги. За сдержанным «будничным» тоном, которым рассказчик повествует о войне, не скрывается душевный надрыв, составляющий основную тональность романа Ремарка «На Западном фронте без перемен», подразумевающего невозможность изменения мира к лучшему. Ужасы войны в книге Людвига Ренна не становятся символом ужасов жизни, «фронтовое товарищество» не превращается в единственный якорь спасения среди бурь враждебного мира.
Особенности «Войны» Людвига Ренна рельефно выступают и при сопоставлении ее с первой книгой такого заметного писателя-милитариста, своего рода «философа войны», как Эрнст Юнгер («В стальных грозах», 1920). И для той, и для другой книги (как, в сущности, и для романа Ремарка) характерно «дневниковое» построение; есть, казалось бы, общее и в их композиции; даже названия глав в книге Эрнста Юнгера похожи на названия глав в. «Войне» Людвига Ренна («В окопах Шампани», «Начало битвы на Сомме», «Лангемарк», «Снова Фландрия» и т. д.). По своему происхождению и та, и другая книга — записки фронтовика. Но уже первые строчки говорят о принципиальном различии между ними. Ложно-пафосный тон, пронизывающий этот «Дневник командира штурмовой группы» (такой подзаголовок носила книга Эрнста Юнгера) и сочетающийся с подчеркнуто страшными описаниями фронтовой повседневности, служил героизации войны, как «истинной жизни», «приключения», противопоставленного «размеренному», «мещанскому» существованию («Выросшие в век устойчивости, все мы чувствовали стремление к необычному, к великой опасности. И вот война охватила нас, как опьянение…» и т. д.). Книга Людвига Ренна была направлена на развенчание захватнической войны; уже сам выбор героя — «простого честного человека», который на своих плечах безропотно выносил всю ее тяжесть, не ожидая и не получая от нее никаких благ, — говорил об этом. Но в то время, когда Людвиг Ренн работал над книгой «Война», он именно в таком герое видел типичного представителя солдатской массы; ему он отдавал все свои симпатии и его, а не революционно настроенных солдат, противопоставлял реакционному офицерству. При всей ненависти к несправедливой, антинародной войне в книге нет ясного отношения к революции, порожденной ненавистью народа к этой войне.
Людвиг Ренн уже в 1929 году назвал «Войну» «переходной книгой», отражающей его «переходное мировоззрение». Именно поэтому, писал он, в ней оказался возможным «объективный тон», на деле «не являющийся подлинной объективностью». Позднее он говорил, что слабость центрального образа книги в том, что у него «нет прошлого». Действительно, ефрейтор Людвиг Ренн как бы изолирован от всего, что не связано непосредственно с войной и армией. Раскрытие его «биографии», конечно, заставило бы автора показать реальные связи героя с немецким обществом тех лет, которые в книге искусственно оборваны. Это была бы, однако, совсем иная задача, ее не ставил себе да и не мог бы в те годы, поставить Людвиг Ренн.