Вдруг кто-то дернул меня за рукав. Я взглянул на бледное лицо Вейса, на его измученные глаза и приподнялся в испуге.
— Что с тобой?
— Рука жутко болит, и ранец давит, сил нет.
Да, Вейс и вообще-то был не из крепких.
— Так как тебе помочь?
— Не знаю, — жалобно прошептал он.
— Подожди-ка, — сказал я. Мне страшно не хотелось вставать. Все же я пошел к Эрнсту.
— Господин фельдфебель, у Вейса ранение в руку, рикошетом, но он хотел остаться в роте. Только теперь ему уже невмоготу. Может, разрешат ему хотя бы немного проехать с орудием.
— Я уже знаю про него, — ответил Эрнст. — Я доложу о нем господину лейтенанту.
Когда я вернулся, Вейс сидел у обочины. Его трясло, и он пытался скрыть это от меня.
Я сказал ему:
— Не бойся. Мы скоро прибудем. — Только сам я этому не верил. — Дай-ка я взгляну, как твоя рука. — Впрочем, я понятия не имел, что в этих случаях надо делать.
Бём пошел к артиллеристам и захватил с собой Вейса и тех, кто уже не мог идти.
Мы двинулись дальше. Вдоль обочины валялся шанцевый инструмент, ранцы телефонистов, штыки, но отставших на марше не было. Те, что оставались лежать на дороге, попали бы в плен.
Около девяти утра мы пришли в деревню. Там мы должны были сделать привал. Уже прибыла походная кухня, доверху заваленная хлебом.
На рысях примчался адъютант:
— Немедленно поворачивайте и марш! — Он показал туда, откуда мы только что притопали.
— Чтоб тебя разорвало!
— Сколько можно гонять нас, как щенков, туда и обратно!
— Молчать! — заорал Бём.
— Господин лейтенант, так дальше не пойдет! — заявил один из унтер-офицеров.
— Мы на войне! Тут не рассуждают!
Мы снова двинулись вперед и залегли в плоской котловине. Бём собрал командиров отделений и указал участки. Мы развернулись в цепь и стали окапываться в песчаной почве. Вскоре я выкопал себе окопчик, достаточно большой, чтобы в нем залечь. Потом отдал лопату Линке: свою он выбросил вчера, потому что она была слишком тяжелая и била его рукояткой по колену.
Походная кухня последовала за нами в котловину. Запрягли четверку лошадей, чтобы тянуть тяжелый груз по песчаной почве, и погоняли их криком и щелканьем кнута.
Мы построились на раздачу пищи.
Бём приказал через три-четыре часа накормить нас еще раз.
Я пошел к Вейсу, хотя сам устал как собака и еле волочил ноги. Вейс раздобыл себе новый мундир, который болтался на нем, как на вешалке. Я помог ему раздеться. Повязка еще не сползла, но, по-видимому, залубенела и давила. Я размотал ее. От крови марля склеилась. Я попытался осторожно отодрать ее. Но он просто сорвал ее. Рана уже затянулась. А мышца опухла и посинела.
— Это опасно? — спросил я.
Он скосил глаза:
— Чепуха, но чертовски больно.
— Пошли! — сказал я. — Натянем на тебя твой мундир и поспим в моем окопе.
Я слышал, как Бём сказал Эрнсту:
— Впереди стоит арьергард. Нам не надо принимать особых мер предосторожности.
Песчаный грунт в окопе был влажен, и я постелил плащ-палатку. Для двоих в окопе оказалось тесновато. Меня вдруг начало знобить. Вейс тоже дрожал, верно, от переутомления.
— Прислонись ко мне, чтоб руку не давило.
Я еще повозился с плащ-палаткой. И отключился.
— Рота, готовьсь!
Мощно гремела канонада.
Прамм! — ударил снаряд, может, в двухстах метрах впереди нас. Мне казалось, что стреляют уже давно. Небо стало зловеще-черным с мертвенно-бледными отблесками.
Я поднялся. Вейс еще спал. В лице ни кровинки! Жалко было его будить. Я потряс его за ногу.
Он засопел и сразу начал озираться вокруг.
— Ну, как ты? — спросил я.
Тыльной стороной ладони он потер глаза и улыбнулся.
— Отлично!
Ребенок! — подумал я.
Совсем близко ударил снаряд. Я мог бы поглядеть — куда, но не поглядел. Ухали орудия. Или это гром? Порыв ветра гнал по равнине тучи пыли.
Мы собирались позади передовой и отходили. За нами громыхали орудия. Ветер швырял нам в лицо пыль и град; Градины отскакивали от земли.
Наклонив голову, Бём шагал впереди нас.
— Хоть чистым станешь! — сказал он. — Вот только гнусность: курить нельзя!
Налетал порывистый ветер; он нес с собой то крупные капли дождя, то град. Вода стекала по ружью и каске и капала на шею.