Никто не ответил. Копать известняк короткой лопатой было бессмысленно. Поэтому я снял слой черной земли и набросал ее в виде вала перед собой.
Потрескивали редкие выстрелы.
Шш — прамм! — бахнуло за насыпью железной дороги!
Теперь мой окоп стал достаточно вместителен для меня одного. Но ведь должно найтись место и для раненых. Я осмотрелся. Позади меня на спине лежал Вейс и тяжело дышал. Но сперва надо было закончить работу, лишь после этого я мог позаботиться о раненых!
Цише разыскал еще троих. Один из них стал копать левее.
— Сделай так, — сказал я, — чтоб мы могли потом соединить наши окопы.
Я торопился — время поджимало. Мой сосед тоже продвигался быстро, и мы уже скапывали последнюю перемычку между двумя окопами, как вдруг я заметил, что почти совсем рассвело. Я посмотрел вперед. В легкой дымке тумана уже отчетливо проступал лес, но…
— Господин лейтенант, — сказал я, — когда мы заляжем, французы смогут увидеть нас разве что с верхушек деревьев.
Бём поглядел туда.
— Ну, тогда я позволю себе закурить еще одну сигарету.
Он поднялся, повернулся спиной к ветру и сунул сигарету в рот.
Выстрел! Лейтенант упал на колени.
— Бандиты чертовы! Но я все-таки закурю! Тьфу! — Он сплюнул. — Это стоило мне двух зубов!
Пуля наискось процарапала ему губу. Я пополз к нему.
— Отставить! Язык у меня ведь еще цел! Вот и видно теперь, какую пользу приносит курево!
Но я видел, что ему все-таки очень больно.
Я подполз к Вейсу.
— А с тобой что?
— Я ранен в грудь.
Я помог ему перебраться в окоп.
Опираясь на левую кисть и правый локоть, приполз Цише. Верхний сустав его большого пальца распух и кровоточил.
— Перевязать тебя?
— Перевяжи лучше других! — сухо сказал он. Видать, ему было очень больно.
Между тем сосед слева перетащил того, что был ранен в голеностопный сустав, и разрезал ему сапог.
Я расстегнул Вейсу рубашку и мундир. Слева под ключицей была небольшая ранка.
— Повернись-ка на бок!
Я разрезал рубашку. Выходное пулевое отверстие тоже оказалось небольшим, и крови было немного. Я наложил ему повязку на спину.
— Есть у тебя пластырь? Иначе держаться не будет.
Зз! — низко просвистело над головой. Было уже совсем светло, а я неосторожно поднялся.
Я снова застегнул ему мундир и накрыл его шинелью и плащ-палаткой.
— Накрой меня с головой, — попросил он.
Цише сам, левой рукой, забинтовал себе палец и сунул его мне, чтобы я завязал узел.
— Ишь как он оттуда выглядывает — словно зверек из норки! — засмеялся он.
Лейтенанта еще не перевязывали. Индивидуального пакета у меня уже больше не было. И у Зейделя, моего соседа, — тоже.
— Эй, Вейс! — сказал я и немного откинул шинель. — Мне надо заглянуть в твои санитарные сумки.
Он дышал с трудом и не ответил. Видно, ему было больно дышать.
Я взял у него из сумки бинт и снова прикрыл его.
Где-то впереди то и дело раздавались отдельные ружейные выстрелы. Быть может, там расстреливали по одному наших раненых? Быть может, и Шанце убили, которому я пообещался помочь? А что я мог сделать?
Я подполз к лейтенанту. Он перевернулся на живот и время от времени что-то выплевывал. Я снял с него каску. Ну и ну! Все раненые — как дети! Я забинтовал ему голову от макушки до подбородка.
— Верно, я похож теперь на прачку! — сказал он.
— Только с бородой, господин лейтенант.
Мне надо было еще к тем, что справа. Но ползти до них было шага четыре, не меньше. Если те на деревьях сидят, то меня увидят.
Я пополз. Несколько капель дождя упало на траву. В окопе их лежало четверо — вплотную друг к другу. У одного была перевязана рука. Еще один лежал рядом с ним на боку, и мне стало жутко от его взгляда. Вместо рта, носа, подбородка и щек у него была багровая, налитая кровью опухоль. Голову он положил на край ранца, и кровь капала на землю. Я узнал его по лбу и глазам: это был Экольд. Как же его перевязать? Он не сводил с меня глаз.
— Как мне тебе помочь?
Он не ответил. Верно, не мог говорить.
— Вы тут должны поочередно нести дежурство, — обратился я к тем, кто остался невредим. — Мы у себя тоже так делаем. — «Экольд-то, должно быть, не может ни есть, ни пить!» — подумал я. А дождь капает ему прямо на лицо. Но оставаться здесь и разглядывать его, словно достопримечательность какую, не имеет смысла. Я пополз обратно.
— Теперь можешь спать, — сказал я Зейделю. — Когда устану, разбужу тебя.