Печка начала разгораться. Рыжие мерцающие отсветы сменились постоянным белым жаром, чугунка загудела, застреляла смолистыми угольками, и горячее тепло поползло волнами по палатке. Артем протянул к краснеющей боками печке синюшные растрескавшиеся руки и, глядя на игру огня, сжал–разжал пальцы, наслаждаясь теплом.
Полог палатки откинулся, противно захлюпав волглым брезентом, и Артема передернуло от потекшего по ногам холода. Зашедший остановился на пороге и, оставив вход не завешенным, принялся очищать саперной лопаткой сапоги от глины. Не поднимая головы, Артем зло бросил:
— В трамвае, что ли! Дверь закрой!
Полог зашуршал, задергиваясь, и в палатку вошел взводный.
Ему было лет двадцать пять. Они с Артемом почти ровесники, с разницей всего в пару лет, но Артем чувствовал себя гораздо взрослее ребячливого, вечно по–детски веселого командира с огромными оттопыренными ушами, впервые попавшего на войну месяц назад и не успевшего еще хлебнуть лиха.
Взводный обладал двумя особенностями. Во–первых, что бы он ни делал, у него никогда ничего не получалось или получалось не так, как надо. За это его все время паскудили на построениях и иначе как Злодеем в полку не называли. Начштаба шутил, что Злодей один принес убытку больше, чем все «чехи», вместе взятые.
А во–вторых, возвращаясь с совещаний, он не мог не озадачить. Своим звонким детским голосом, радуясь, как будто ему подарили леденец, Злодей скороговоркой нарезал задачи недовольным огрызающимся солдатам и потом долго пинками выгонял их на улицу, заставляя идти по линии, чтобы найти прорыв, или закапывать провод, или еще что–нибудь.
Мельком глянув на Артема, Злодей прошел к своему топчану, завалился на него с ногами и закурил. Маслянистый глиняный ошметок медленно, словно отколовшийся от материка айсберг, отделился от его каблука, недолго покачался на травинке и упал в чей–то сапог, оставленный для просушки около печки.
Выпустив струю дыма, Злодей уставился в потолок.
«Сейчас начнется», — подумал Артем, глядя на взводного. Тот был похож на ребенка, который знает тайну и не может больше держать ее в себе, и вот–вот о ней расскажет, даже если вы и не хотите его слушать. «Не может ведь не озадачить, зад ница лопоухая. И каждый раз делает из этого спектакль».
Злодей еще пару раз затянулся, затем перевел взгляд на Артема и, словно впервые увидев его, радостно заговорил:
— Собирайся. Поедешь с начальником штаба в Алхан — Юрт. «Чехи» из Грозного прорвались, шестьсот человек. Их в Алхан — Юрте вэвэшники зажали.
— Вэвэшники зажали, пускай они и добивают, — Артем, все так же не поднимая головы, продолжал ковыряться в печке. — Зачистки — их работа. Мы–то тут при чем?
— А нами дыру затыкают, — развеселился взводный, — на болоте. Там «пятнашка» уже подошла, они правее стоять будут, левее — вэвэшники, а посередине никого, вот нас туда и кинули. — Он вдруг посерьезнел, задумался. — Рацию возьми, аккумуляторов запасных — два. Бронежилет надень обязательно, приказ комбата. Если что, там скинешь.
— Что–то серьезное?
— Не знаю.
— Надолго поедем?
— Не знаю. Комбат сказал, вроде до вечера, там вас сменят.
Перед штабной палаткой уже стояли три бэтээра. На двух, с головами укрывшись от дождя плащ–палатками, комками коробилась насупленная пехота. На головной машине сидел начштаба капитан Ситников. Свесив одну ногу в командирский люк, он кричал что- то, размахивая руками. В его позе и в царившей вокруг штаба суете Артем сразу почувствовал нервозность. По мере приближения к штабным палаткам он и сам заметно ускорил шаг, засуетился, подчиняясь общему ритму движений. На ходу снимая рацию, подошел к машине и потянулся рукой к поручню, собираясь залезть на броню:
— Что, едем уже, товарищ капитан?
— Сейчас, только Ивенкова дождемся.
Узнав, что ситниковского ординарца еще нет, Артем успокоился.
Лезть на мокрую броню не хотелось, и он остался внизу. Ожидая Ивенкова, Артем стал обивать сапоги о колесо, до последнего оттягивая момент, когда придется снять перчатки, схватиться рукой за мокрый поручень и вскарабкаться на осклизлый бэтээр, холодный даже на вид.