— Конечно, конечно, господин ротмистр. Я понимаю, не беспокойтесь.
Тоот медленно поднялся по ступеням, точно ожидая, что справа на первом этаже откроется окно и бессменный директор гимназии Кеф Рич прикрикнет насмешливо: «Ученик Тоот, проснись, ты уже пришел!» Окно не открылось. Охранник у двери, увидев вошедшего офицера, застыл по стойке «смирно» и поспешил осведомиться, кого следует вызывать.
— Никого, — мотнул головой Тоот. — Да вы успокойтесь. Я тут сам учился, а потом, ещё до войны, преподавал. Пройдусь, гляну и уйду.
Он шёл по коридорам, когда-то представлявшимся ему почти бесконечными, и поражался, насколько они видятся ему теперь маленькими и тесными.
— А вот здесь был мой кабинет, — прошептал он и, сам толком не осознавая, что делает, потянул дверь на себя.
— …И лишь тогда, когда Эран IV короновался венцом государя Пандеи, страна получила статус Империи и сам Эран уже начал именоваться Всемилостивейшим императором Эраном I Объединителем…
Молодая преподавательница, втолковывающая дремлющему классу историю былых времен, услышав скрип открываемой двери, рассерженно повернулась, чтобы призвать к ответу опоздавшего, но вдруг глаза её, и без того большие, распахнулись, она ойкнула и громко объявила:
— Посмотрите, дети, кто у нас сегодня в гостях! Это же герой войны! Офицер шестой бригады, второй дивизии прорыва, ротмистр Боевого Легиона, кавалер Пламенеющего Креста. И бывший учитель нашей гимназии, — она сделала паузу, — Аттайр Тоот! Дети, если мы с вами попросим, энц ротмистр наверняка расскажет вам о своих подвигах. Заходите же, прошу вас!
ГЛАВА 6
Вскочившие из-за парт дети грянули «Благодарственную песню» и с восторгом уставились на офицера в чёрном с иголочки мундире с алым крестом напротив сердца. Тоот вдруг почувствовал, что ему как-то неловко входить в собственный класс. Как будто, не выучив урок, он пытался прогулять занятие, но был изловлен и поставлен отвечать у доски. Он набрал воздуха в грудь, но, как назло, в голове крутилась только очередная историческая фраза бригадира Дрыма: «Если какая-нибудь хихикающая падаль скажет вам, что каска деформирует мозг, запомните и на носу своём зарубите — мозг деформирует отсутствие каски на голове в нужный момент».
— Расскажите о своих подвигах, — напомнила миловидная учительница.
— Подвиги? — смущаясь, переспросил Тоот, пытаясь вспомнить что-либо такое, о чём следовало бы поведать ученикам. По всему выходило, что о подвигах гимназистам лучше не знать. Он ещё раз озадаченно прокрутил в уме, год за годом, кусок своей жизни — от вступления добровольцем в действующую армию до сегодняшнего дня. Пожалуй, единственным приятным воспоминанием был его упырь, верно и терпеливо сносящий путешествия в бронированной коробке, безропотно сменивший приволье Территории на хлопотную дорогу невесть куда.
— Вот, к примеру, — желая помочь «коллеге», вновь заговорила учительница, отчего-то краснея и поправляя локон, — за что вы получили Пламенеющий Крест?
— Мы выбили хонтийцев из Волчьей Пасти и удерживали её до подхода основных сил, — почти отрапортовал ротмистр. Он припомнил вдруг те дни. Вернее, не припомнил, а разрешил памяти показать то, что хотел забыть. До войны Волчья Пасть называлась Долиной Чудес. В доисторические времена бурный поток, клокоча, пробил себе широкое русло в скалистом хребте Гараны, разрубив его почти пополам. Со временем река обмелела, оставив на месте рокочущих волн, сокрушающих горные кручи, небольшую студеную речушку, извивающуюся в обрывистых берегах. Вода и ветер создали в этой долине великое множество нерукотворных статуй, полюбоваться которыми съезжались как из Метрополии, так и из Хонти. Перед войной граница между этими двумя частями Империи проходила именно там, по Долине Чудес.
Когда штабные стратеги вдруг поняли, что, ударив через эту долину, они отрежут вражескую столицу от моря, на совершенно секретных картах появилась красная стрелка, идущая путём давешнего могучего потока. Однако хонтийские генералы учились в той же Академии, и потому разноцветные стрелки на картах встретились среди камней в Долине Чудес, обернувшись реальными стрелковыми частями.
Бои начались в октябре. Как писали в сводках — упорные и кровопролитные. Огневые валы перекатывались от одного конца долины к другому, затем обратно, потом наоборот — и так раз за разом. Ноябрь был снежным, едва ли не каждое утро глазам бойцов представало белое, как тетрадный лист, снежное поле, а к вечеру оно опять становилось кроваво-бурым в черных пропалинах.
Тоот и вся его бригада прибыли на этот участок фронта в апреле, когда наваливший за зиму снег начал сходить, обнажая штабеля неубранных трупов: в самом низу — оливково-зеленые мундиры хонтийских горных стрелков и зелёно-бурые имперцев и выше — чёрные, серые, бурые, серые с белой полосой на спине. Тоот даже примерно не мог сказать, сколько тысяч солдат лежало вот так, окоченев, без погребения, в Долине Чудес. Впрочем, язык уже не поворачивался называть её этим звонким именем. Величественные скальные монументы, прежде радовавшие глаз, были расколоты огнём тяжёлой артиллерии и бомбовыми налётами и кое-где торчали острыми хищными обломками в окровавленном крошеве, точь-в-точь клыки в волчьей пасти.