Мне жаль ее… Моя бедная няня, которая провела со мной дни, наполненные страхом и болью… Разделила со мной минуты долгожданного счастья… Сколько еще боли выпадет на ее участь? Сколько еще сил потребуется?…
Вскакиваю с подоконника, едва не теряя сознание, устремляясь к Бонни, падая перед ней на колени и перехватывая ее ладони своими дрожащими руками. Я сжимаю ее руки в ладонях, прижимая их к щекам, по которым медленно стекают горячие слезы. Мне не жаль себя, мне жаль только ее…
— Спасибо тебе, моя хорошая! — шепчу я, прижимая руки Бонни к своим пересохшим губам. — Спасибо тебе за все твое терпение, за твою стойкость… Мне никого не жаль в этом мире больше, чем тебя… Родная, обещай, что с тобой все будет хорошо… — плачу на руках своей опекунши, но то были слезы облегчения и какого-то немыслимого осознания всей правды. — Обещай, чтобы не случилось, ты останешься при Дункане… Он позаботится о тебе, так же, как заботится о своей стае… Только бы у тебя все было хорошо… Больше ни о чем я не прошу господа нашего…
Бонни, всхлипывая и дрожа, так же оседает рядом со мной на колени. Она прижимает свои ладони к моему лицу, гладя по щекам, убирая непослушные пряди с моего лица. Она рыдает в голос. Боже, первый раз в жизни вижу, как моя своенравная няня плачет, будто перед ней стоит гроб близкого родственника…
— Господь позаботится о нас обеих… — сквозь слезы шепчет она, лихорадочно пряча их за подобием утешающей улыбки. — Ты справишься, моя смелая отважная девочка! Мы все пройдем вместе! Я помогу тебе… Я…
Бонни обрывает себя на полуслове, видя, как я отрицательно махнула головой, поникнув на ее руках. В ее глазах застывает неподдельный страх, о котором она даже говорить боится. Но я не боюсь…
— Я не боюсь, родная… — шепчу я, опуская голову на ее колени, механически смахивая с лица слезы. — Я прошла свой путь… Он был короток, для кого-то геройский, для кого-то безнравственный… Но он закончился здесь! И ты знаешь, я не вижу иного завершения своего пути. Я не вижу чего-то большего после того, что уже произошло… Ты же знаешь, что я приказала расплавить свой меч? Я уничтожила свое оружие, поставив окончательную точку в некогда непримиримой войне… Эта война погубила моего отца, сотни оборотней… Но еще в ней погибло что-то очень весомое, очень важное для меня… — я запинаюсь, снова стирая слезы, затем тяжело вздохнув, продолжаю. — Я потеряла любовь всей моей никчемной жизни на этой войне… Я потеряла его… Себя… Кого еще я потеряю, если это все не закончится здесь, Бонни?
Я срываюсь, мои нервы дают сбой, отчего я крепко хватаюсь за юбки Бонни, пряча свое заплаканное лицо в их подоле. Мое тело содрогается от слез и истерики, которая впервые за последний месяц вышла наружу. Бонни гладит меня по волосам, но сама она также не может унять свои слезы.
— Так не должно все закончится! — шепчет она, придавая своему голосу нарастающей уверенности. — Не сейчас! Не в стенах этого поместья! — она замолкает на мгновенье, но затем переходит на крик, который пробирает меня до глубины души. — Если тебе и суждено будет умереть, то не такой смертью! Не подобно побитой собачонке ты загнешься здесь, не в силах зализать свои раны!
— Я не могу ничего… — не успеваю продолжить, как Бонни снова кричит мне в ответ, отчего я поднимаю голову и пристально всматриваюсь в ее заплаканные глаза.
— Ты можешь все! Подбери свои сопли, и возьми себя в руки, леди Майклсон! Я не дам тебе сломаться у меня на глазах! Помнишь, к чему призывала ты своих собратьев по стае? Борись! Борись за каждый глоток воздуха, подаренный тебе Богом! Борись за каждый звук твоего все еще живого сердца! И за любовь борись, какой бы неприступной она не казалась…
Глава 25
Маскарад
— Тайлер, добудь для меня мужской военный костюм, пожалуйста. Самого маленького размера, как ты знаешь. — прошу я парня, пока тот разминается с мечом на площадке для тренировок.