На протяжении недели я всеми силами игнорировала и пресекала все попытки Клауса начать со мной сложный для нас обоих разговор. Видимо, решив оставить меня пока наедине с собой, в последние несколько дней граф прекратил тщетные попытки, и лишь время от времени при мимолетных встречах в доме, или в саду, я ощущала на себе его взгляд, внимательный и нежный, отчего казалось, что ничего между нами не изменилось с тех пор, когда мы тайно встречались в доме у озера. Часто мне хотелось забыть обо всем и кинуться в его объятия, растворившись в этих, сжигающих меня изнутри, чувствах, принять любой обман за правду и быть счастливой ровно столько времени, сколько мне уготовано судьбой. Но здравый разум и чувство собственного достоинства мешали мне сделать эту ошибку, заставляя привыкнуть жить без него, не питая иллюзий о бессмертной любви. Увы, не такая любовь правила сердцем моего мужа, а моих чувств не хватит на нас обоих.
Кроме того, что меня терзали душевные переживания, я постоянно боролась с собой, учась жить по-новому и при этом не совершать глобальных ошибок, учитывая мои новоприобретенные способности. Справиться с собственным телом и желаниями было задачей не из легких, и все же я старалась абстрагироваться и тщательно продумывать каждый последующий шаг, понимая, что последствия любого моего срыва можно будет сравнить с масштабом вселенской катастрофой.
— Будучи человеком, ты могла сдвинуть мир с места! Боюсь представить, на что ты способна, став вампиром! — часто шутил Элайджа, продолжающий оставаться моим наставником, несмотря на красноречивые взгляды Клауса, которого я к себе не подпускала.
Честно признаться, никогда не думала, что Элайджа откроется мне с другой стороны, а не только как безжалостный тиран, жаждущий смерти всех оборотней. Боюсь представить, чтобы было со мной после обращения, не будь рядом Майклсона-старшего. Его грубая, навязчивая помощь, тем не менее, оказалась незаменимой для меня. Элайджа никогда не допускал даже мысли принять в свою семью оборотня, но яростно взялся за опеку над новообращенным вампиром. Мне же казалось, что тем самым он хотел бы искупить свою вину перед Ребеккой, любимого человека которой погубил много лет назад, заслужив вечное презрение своей сестры. Возможно, он жалел, что когда-то не предоставил ей хотя бы такого выбора, который предложил мне и Клаусу. Судьба же распорядилась по своему, расставив все по местам, и нет в том вины Элайджи, что Клаус отрекся от моего бессмертия, не приняв мои изменения, и не сумев смириться с ними, уничтожая в себе все, что испытывал ко мне раньше.
Едва только ливень, бушующий над усадьбой стих, сменяемый мелким дождем, я, не воспользовавшись седлом, запрыгнула на свою любимую лошадь, которая была самой своенравной в конюшне, и, возможно, именно поэтому так нравилась мне. В последнее время, я любила нестись галопом по бескрайним полям, опережая собственные мысли, и будто, убегая от проблем и переживаний, терзающих меня на твердой поверхности земли. Несмотря на дождливую погоду, пригнувшись к спине животного и держась за гриву, стремительно я поскакала вдоль сада усадьбы, затем в поле. Дождь изрядно хлестал по моему платью и по спине лошади, отчего мне приходилось крепче держаться. Когда кобыла почти выбилась из сил, я повернула к усадьбе, приближаясь к въезду в сад. На влажной спине животного практически невозможно удержаться, и только то, что я пальцами вцепилась в гриву, спасало меня от падения. Пока… Пока моя капризная лошадка не встала на дыбы, перепрыгивая небольшую изгородь, отчего я разжала пальцы, потеряв контроль над кобылой, и стремительно скатилась по ее спине вниз, падая на мокрую траву. В глазах едва ли не потемнело от удара об землю, а мне стало искренне обидно за то, что после обращения ловкости у меня как-то не прибавилось. Потирая ушибленную руку, я стираю с лица дождевые капли, морщась несколько от боли, сколько от злости на собственную неуклюжесть.