Думай что хочешь, но ты хоть тресни,
Я в нашей любви соглашусь на отсрочку,
Если у меня на повторе останутся песни, Где про тебя говорится в каждой строчке.
- И у всех хаотиков, видимо, тоже останутся на повторе исключительно песни, где про тебя говорится в каждой строчке, - глядя на Тамрион, процитировал Циннвальдит.
- В его стиле, - устало выдохнула Тамрион.
- На тебя, вижу, не возымела эффект тройная порция песни в твою честь?
- Электрик казался мне воплощением идеала: сражается за то, во что верит, до конца - таким и должен быть хаотик, думала я... - Тамрион потрясла головой, будто смахивая иллюзию.
- Что же стряслось, если не секрет?
- Электрик не переменился, но я начала замечать несоответствия его слов и поступков. Принципы, декларируемые им с такой страстью, он тут же сам и нарушает. А любое несогласие с ним - игнорирует. На самые опасные операции легко отправляет кого-угодно, кроме себя. Очарование фигуры Электрика превратилось в разочарование.
- И такое бывает, - Циннвальдит обошел возможность поделиться своим мнением, хотя был солидарен с Тамрион.
- А эти его объявления по радио: даже в тексте его песни слышно, что он сам от себя в восторге!
- Электрик Койот скрывает свои увлечения обычно. Ты, в некотором смысле, исключение, - Циннвальдит успокаивающе улыбнулся Тамрион. Но копия отчего-то сильно напряглась. Может быть из-за “некоторого смысла”.
- А что же произошло со всем его, как ты сказал, прошлыми увлечениями?
- Да ничего особенного, - Циннвальдит без сожаления осознал, что скомпрометировал диктора гелиевого радио, - большинство из тех, кого я застал, до сих пор живы и в полном порядке.
- Большинство! - эхом повторила Тамрион, а ее брови взлетели еще выше, хотя казалось, что выше невозможно.
Тамрион посмотрела на Циннвальдита, наклонившись так, словно собирается что-то спросить еще, но Циннвальдит ее опередил:
- Хоть я и представления не имею, чем Электрик Койот занимался до нашей с ним встречи, моих скудных знаний об достаточно, чтобы предположить, что роль он сменил не одну.
Вынужденная переустановка сознания обрекает копию 701- умирать и рождаться миллионы раз, - рассеянно думал Циннвальдит, закрывая дверь за покинувшей лабораторию Тамрион, - Если, конечно, не изобрести какой-нибудь способ закрепить нейронные связи в сознании дольше, чем на трехдневный период.
Самое время связаться с другой копией! - Циннвальдит нашел контакт Джинин к344-, но помедлил с вызовом - словно в голограмофоне должно было быть нечто, чего там не оказалось.
- Завтра в полночь собрание, - сообщил Циннвальдит, голограмме Джинин, - встреча группы диверсии и ученых из эксперимента копирования...
Циннвальдиту не потребовалось дважды объяснить, к чему приведет вольное применение технологии копирования сознания. Копия согласилась прийти на собрание и повлиять на ход событий.
- Когда закончится противостояние в Городе-11 - исчезнет деление на хаотиков, копий и нумералов, - убежденно сказал Циннвальдит.
- Если бы это было возможным, не появилась бы почва для взращивания движения хаотиков... - заметила копия.
Циннвальдит не стал вдаваться в подробности своего плана, проработке которого было далеко до завершения. Из-за собрания снова приходилось отложить не только разработку стратегии, но и поиск союзников.
Пока группа поддержки Циннвальдита среди хаотиков и нумералов суммарно составляла одного человека. Он и сам понимал, что это никуда не годится и вознамерился заняться расширением своей группы поддержки... Как только решит все текущие задачи!
Со своим союзником, единственным на данный момент, Циннвальдит договорился встретиться на собрании в полночь. Голограмофонная связь с копией по обоюдному согласию прервалась.
Оставшуюся часть времени Циннвальдит собирал боевого робота, но завершение сборки все еще казалось призрачным, а глаза, не смущаясь яркого света в окно лаборатории, начинали слипаться.
Первым, что Циннвальдит увидел, когда проснулся, был нависающий потолок спальной капсулы. До него можно дотянуться, просто вытянув руку. Первым, о чем Циннвальдит вспомнил (раньше, чем открыл глаза) гладкая текстура черных волос. Почему-то лицо возникло в памяти позже.
Лицо обретало четкость в голове начиная с круглых наивных синих глаз. Но след наивности растворился, когда брови изогнулись, а полные губы сжались.
Циннвальдит попытался заставить воображаемый фантом Мадженты улыбнуться, но она только задумчиво приложила палец к губам. Дольше удерживать иллюзию не получалось и Циннвальдит открыл глаза. Ноги свесились из спальной капсулы.