- Я как раз и жду, пока кто-то это “случит”. Мы похожи, Маджента... Никогда не встречал кого-то настолько хорошо понимающего мир свободы, как я - как ты! - рука Циннвальдита потянулась к руке Мадженты, но она инстинктивно отдернула руку.
Невероятное сходство! - губы Мадженты иронично изогнулись, - Только ты планируешь следующие 30 лет мир свободы ждать, а я... Я даже не планирую так долго жить - с учетом всего. И ждать ничего точно не стану!
- Конечно, режим нумералов будет свергнут - без моего участия тоже, - признала Маджента, - но как скоро он будет свергнут без меня - без других хаотиков? Это как раз тот случай, когда небольшой процент людей меняет очень многое. На каждом из хаотиков большая площадь работы и если сейчас несколько из нас оставят свою часть, то прогресс может замедлиться на столетия.
Они остановились посреди улицы. Цинн развернулся. Маджента говорила, то и дело меняя тон и громкость голоса:
- Ты прав, мир свободы случится когда-нибудь, без участия тебя и меня даже, - Маджента кивнула в подтверждении своих слов, - но ты его увидеть не успеешь! Мир свободы случится лет двести спустя, когда все звезды сложатся.
Маджента иронично улыбнулась. Цинн не торопился комментировать ее слова и выглядел погруженным в свои мысли.
Маджента с любопытством заглянула в лицо ученого. Приближаясь, ее нос уловил знакомый запах теплой ткани. Глаза Цинна удивленно дернулись, заметив Мадженту. А потом он их закрыл и потянулся к ней еще ближе. Маджента предусмотрительно отошла на полшага.
Спрашивая себя, чувствует ли она что-то, Маджента поняла, что флегматичный осторожный ученый вызывает у нее не больше эмоций, чем собственная рука. Руку можно поцеловать - но непонятно, зачем.
Когда Маджента подумала о поцелуе, в ее голове возник образ определенных изогнутых губ. Сердце провалилось куда-то вниз, а в затылке, спине и ногах появилось покалывание, словно тело вознамерилось, опережая научный прогресс и превозмогая законы физики, в срочном порядке телепортироваться.
- Послушай, я не могу с тобой быть - я не люблю тебя! - сказала Маджента открывшимся к этому моменту глазам Циннвальдита.
- Но то, что ты согласилась на встречу говорит об обратном, - запротестовал ученый. Вероятно, он намеревался покорить каменное сердце Мадженты - раз уж страстным поцелуем не вышло - логикой.
- Это говорит только о том, что мне нравится с тобой общаться... - констатировала факт Маджента, - давай останемся друзьями?
Маджента хотя и очень хотела получить положительный ответ, но не слишком на него рассчитывала - люди редко соглашаются на меньшее с кем-то, на кого строились определенные планы. Но у Циннвальдита возможно и не было каких-то там планов на этот счет и все дело действительно в том пьяном укусе в губы.
- Дружить так дружить, - неожиданно легко согласился ученый, - ты еще передумаешь! Я уверен.
С одной стороны, Маджента обрадовалась тому, что общение с Цинном сохранится, но с другой, ее терзали сомнения насчет того, понял ли ученый ее правильно. Маджента решила уточнить на всякий случай:
- Не передумаю.
Таинственная полуулыбка на тонких губах Цинна окончательно подкосила уверенность Мадженты в том, что посыл ее слов был понят или хотя бы услышан. Она покосилась на ученого.
Если он не беспокоится, то и я не буду! - решила Маджента.
А беспокоил Мадженту совсем другой вопрос, и поэтому несколько часов спустя она в жилом боксе гипнотизировала голограмофон.
Был открыт экран контакта одного невероятно бестолкового ультравидца, с весьма сомнительным представлением о понятии «блага». Воспользоваться этим контактом было совершенно невозможно. На прощанье 103- заботливо, но без фантазии, оставил сообщение, что “так будет лучше”. Возразить Маджента не могла - возможность с собой связаться ультравидец заблокировал.
Бесполезный в делах любви голограмофон Маджента отключила, но стены жилого бокса обрушивались невыносимым давлением. Ноги понесли Мадженту из закрытого пространства вон. На улице воздух бил по лицу, но и он был лучше неподъемных бездушных стен.
В жилой бокс Маджента, долго бродившая по городу, вернулась к ночи, рассчитывая устать настолько, чтобы на мысли не осталось сил.
Но уставшее за долгий день тело упрямо не хотело отключаться, а энергичный мозг коварно подкидывал новые противоположные идеи: как все исправить - и почему все исправить невозможно. Мозг любил парадоксы: причем, именно парадоксы его обладательнице невыгодные.
Лучи рассвета вскрывали сопротивляющиеся веки как воры-дилетанты вскрывают непрочный замок. Голограмофон показал, что Маджента заснула всего пару часов назад. Стены комнаты немного качались, а шум в ушах делал реальность ненастоящей.