«А Минамото перестанут получать от него помощь», — додумал Мунэмори.
Он все еще злился на императора-демона за то, что тот его покинул. Сейчас как раз случилась возможность поквитаться, поэтому Мунэмори сказал своему самураю:
— Монах этот прибыл к нам с благой и праведной целью. Пусть продолжает паломничество. Более того, я велю тебе ему помочь. Обойди все деревни в Сануки и расспроси, где захоронен пепел Син-ина. Проследи, чтобы ничто и никто не помешал монаху исполнить обряд. Позаботься о нем как следует и проводи в обратный путь, когда он закончит. После доложишь.
— Хай, господин, — слегка озадаченно ответил самурай. Монах улыбнулся:
— Истинно сам бог Фудо направляет вас, князь Мунэмори. Я и мой храм вам весьма обязаны.
— Помолитесь за Тайра, — сказал Мунэмори. — Большего мне не надо.
Три дня спустя он получил весть о том, что могила Син-ина нашлась. Отыскать ее было нетрудно, так как над ней спустя долгие годы так ничего и не выросло, даже сорная трава. Жители деревни, в которой Син-ин провел последние дни, хорошо знали это место и были рады помочь монаху в совершении обряда. Когда же тот закончил, говорилось в донесении, запах нечистоты, что всегда стоял над могилой, развеялся, а после у всех на глазах от земли к небесам изошло золотое сияние.
В святилище Цуруги
— Что значит «исчез»?
— Весьма сожалею, повелитель Ёритомо. Я долго молился, воздерживался от пищи, и ками открылись мне. Мне было явлено, что душа Син-ина покинула наш мир.
— Разве мало коней я вам выслал? Мало жертвовал золота и серебра? И для чего — чтобы ты надо мной насмехался?
— Прошу, успокойтесь, господин. Это не насмешка. Я видел великого Хатимана, сидящего на белом коне в венчике лотоса. Он сказал, что Син-ин исчез и что вы только выгадаете без такого советчика.
— Ты, верно, ослышался.
— Я помню это совершенно ясно, господин.
— Как же так — Син-ин не сказал мне ни слова о том, что уйдет, даже не намекнул!
— Великий ками дал мне понять, что его уход был не вполне… добровольным.
— Но кто на такое способен? Кто властен творить подобное?
— Дело не во власти, а в желании и навыке, для этого достаточном. Любое из крупных святилищ иль храмов Хэйан-Кё могло изгнать его, заимей они на то повод.
— А я даже не могу выразить недовольство, поскольку завишу от их поддержки. Что же мне делать? Ёсицунэ с каждым днем обретает все больше сторонников среди знати, да и государь-иноК благоволит ему.
— Уверен, повелитель, с вашим блестящим умом вы что-нибудь да придумаете.
Монарший прием
Государь-инок Го-Сиракава, стоя на веранде Рокудзё, с великой отрадой наблюдал, как в ворота въезжает карета с гербом из восьми лотосовых лепестков. Карету сопровождал эскорт из двадцати самураев в сияющих доспехах. Один был сущий великан с косматой бородой и секирой, привязанной за спину.
Как только отпрягли волов в черных попонах, передняя дверца кареты открылась и оттуда выступил Ёсицунэ — в хитатарэ из алой парчи, словно в тон осеннему багрянцу кленов. Всадники спешились, причем трое сняли с седельных лук барабаны. Под их бой Ёсицунэ начал церемониальный танец, знаменующий принятие им почетного права вхождения в государевы покои.
Изящно и вместе с тем уверенно Ёсицунэ взмахивал жезлом и мечом, невероятно ловко ступая и делая выпады, словно разя невидимых врагов. Закончив танец, он начал восходить по ступеням главной лестницы Рокудзё, все еще крутя в руках меч и жезл, во главе парадного шествия барабанщиков и прочих воинов.
На верхней площадке его вежливо попросили сдать меч и проводили в присутствие Го-Сиракавы. Ёсицунэ припал на одно колено и низко поклонился.
— Великолепно, просто великолепно! — воскликнул государь-инок. — Рад, что Амида дозволил мне дожить до сего времени, чтобы вновь насладиться подобным зрелищем.
— Я лишь хотел показать, владыка, сколь великой честью вы меня почтили, пригласив к себе и приветствуя таким образом.
— А я рад, что могу предоставить тебе эту честь, Ёсицунэ-сан, после всего, что ты сделал для трона.
— Всецело надеюсь, что мой прославленный брат позволит мне сделать больше, владыка.
— Я уверен, со временем это случится, — ответил Го-Сиракава. — А теперь прошу: садись и будь как дома.
Ёсицунэ опустился на подушку с почти кошачьей грацией. Го-Сиракава позавидовал его молодым суставам и связкам.