— Поезжай дальше один, я вернусь, — сказал Энори холодно и отстраненно. Пряди, перемешанные со снегом, падали на лоб и плечи.
— Дойдешь? После такого? Ты вообще цел? — разведчик даже не пытался скрыть тревогу и недоверие. Будешь тревожиться тут! Вэй-Ши голову снимет и запустит в дальний овраг, если с его проводником что-то случится!
Юноша на миг задержал на нем взгляд, и вздохнул еле слышно, и неприязни больше не было в голосе.
— Доберусь. Но кобылу эту придется ловить тебе, мне она сейчас не позволит приблизиться.
Пока напарник подзывал невесть чем испуганную лошадь, Энори стоял неподвижно. А когда тот наконец подошел, ведя тяжело дышащую беглянку в поводу, бросил взгляд на седло, которое валялось невдалеке, сказал:
— Кто-то перерезал ремень до половины.
— Вижу, — хмуро откликнулся спутник. «Этот кто-то готов рискнуть жизнью, чтобы о тебе начали думать хоть немного хуже».
— Понятно, зачем… — Энори будто прочел его мысли. — Хотя они рассчитывали только сбросить меня, не убить. Случайность, наверное, что лошадь как раз шла у обрыва, могло быть раньше или позже. Молчи об этом…
— Не буду, — еще больше нахмурился темнолицый разведчик — словно туча прикрыла небо ночное. — Еще меня обвинят. Надо мне это!
— Как знаешь.
Юноша вернулся на стоянку, сказав, что сбросила лошадь, не слишком вдаваясь в детали. Впрочем, его не особо расспрашивали, смотрели с некоторым снисхождением, некоторые посмеивались — знали, как у него не ладится с конями. Но не то, что упал, вызвало насмешки, а то, как рассказывал — будто обычное дело. Словно гордости нет у него, другой бы молчал, а на повторный вопрос от того же человека — ударил, метя сломать нос обидчику.
Когда вернулся разведчик, узнали про подрезанный ремень. И то, что проводник все вокруг видел, а за такой малостью не уследил, вызвало разговоры. Некоторые засомневались — так ли уж он все знает? Командиры были разгневаны, но виновника не отыскали, признаваться же никто не спешил. А еще через день двоих из отряда нашли невдалеке от лагеря — с разорванным горлом и наполовину съеденными. Такое могла бы росомаха сотворить, будь она раза в три побольше. И следов нет, правда, ветер был сильный, могло замести.
Слухи поползли — погибли те, кто подрезал ремень; стали расспрашивать, но часовые не заметили подозрительного. Энори же был в центре лагеря все те часы, видели его, разве что заходил ненадолго в палатку.
Тогда слухи пошли, что звери его охраняют. Говорили даже, что у него самого тень звериная, потому лошади и боятся. Но при этом скорее гордость испытывали, не страх — такой вот у них проводник. И падение на пользу пошло — говорили, не просто так уцелел, будто упал не на камни, на стог лебединого пуха. Сила особая.
Тогда и явился колдун из-за горных отрогов — еще не старый, коричневый, как сосновая кора, в одежде из кожаных и меховых лоскутов. Разноцветными были спутанные пряди волос — черными, серыми, белыми, а глаза — неспокойными, шарили по сторонам.
Колдунов рухэй опасались, а про этого, именем Мэй-Си, слышали многие. Ему не было равных в умении вызвать дождь и разгадывать сны. Но сейчас дождь не нужен был никому, а сны тем более, так зачем пришел?
Он потребовал встречи с Энори, удивив воинов. Сперва прилюдно хотел говорить с ним, но, увидев, вдруг передумал. Все же наедине сотник не позволил им разговаривать — земные ли дела, небесные, но, раз пришел в отряд, нечего уединяться. Привел в пустую сейчас палатку, которую делил с товарищами.
— Отряд Вэй-Ши идет быстрее других, и тише других. Ты провел их ущельем Сокола, и по руслу мертвой реки. Отважные воины ничего не боятся, но каждый помнит: река берет свое всякий раз. Ты это знал?
— Не с самого начала — это ваши истории, не мои. Мне рассказали потом.
— Но вы не потеряли никого. Скажешь, волк или медведь живут там, и не отважились напасть сразу на многих? Ты ведь это сказал воинам. Они тебе поверили.
— Как видишь, поверили не зря, — мягко легло в ответ.
— Ты меня не обманешь, — застучали бусы на шапке, когда колдун вскинулся, резко вытянул шею: — Ты знаешь, кто там живет. Почему он не тронул ни одного человека?
— Ты слишком многого хочешь, — ответил Энори. — Иди туда и спроси.
— Погибли те двое насмешников, — сказал Мэй-Си, помолчав какое-то время. — Я все о тебе разузнал.
— Может быть, это сухая река взяла плату?
— О, нет, то было позже. Они умерли страшно… Ты похож на весеннее деревце, но корни твои глубже, чем зарывают кости.
— Что ты от меня хочешь?
— Посмотри мне в глаза.
На короткий миг соединились два цвета: древесная кора и темная зелень. Под ветром всхлипнуло полотно стенок. Мэй-Си, белый до прозрачности, вытер лоб, поднялся на подгибающихся ногах.
— Довольно. Я ухожу.
Сотник, с любопытством следивший за разговором, шагнул к нему:
— Эй, постой-ка. Так не годится: говори, что узнал.
— Не вам допрашивать колдуна, — прошелестел голос Энори. — Хочет идти — пусть уходит.
Сотник застыл, озадаченный. Проводник доказал уже свою пользу, а этого колдуна он не знал. С другой стороны, этот, в костяных амулетах — свой, а тот — перебежчик… Но он явно тоже не прост, а когда это колдуны легко признавали сильнейших?
Мэй-Си добрел до палатки Вэй-Ши, едва не натолкнувшись на него, стоящего подле входа.
— А, командир… Жаль, самого У-Шена здесь нет, он велик, но слеп, как и ты…
— Что ты болтаешь? — резко спросил Вэй-Ши. — Наелся волчьих ягод сушеных?
— Смело идите, — отвечал тот, будто не слыша, — Вы минуете горы, дорога будет легка и быстра. Вы, может, и победите даже, но я не хотел бы вам такой победы.
Лунный свет скользил по шелку, казалось — пионы шевелятся. Такая сильная луна сегодня, круглая, все видно, как днем, только не двоих собеседников на прогалине.
— Мне убить этого колдуна, как тех недоумков? Он будет говорить о тебе. Он понял…
— Не знаю, всё или нет, но что-то и правду понял. Мне жаль, но его нельзя отпускать. Отгони его к руслу мертвой реки, и не трогай — его убьет местное зло. Не будет кровавого следа.
— Он сам напомнил об этом месте, — женщина фыркнула, будто кошка. — И пригодилось. Но туда я не доберусь, далеко. Или расстанешься с гребнем?
— Доведи его до начала ущелья, дальше дорога одна. Он рискнет пройти низом, не лезть по склонам. Верит в свою силу. Но, пропустив целый отряд, река голодна…
— Почему не хочешь сам?
— Не хочу.
— Ахх… оставишь ему посмертие. Дело твое, — маленькие острые зубки блеснули. — Тебя начинают любить здесь, сами того не понимая. Даже если смеются порой. Ты знаешь, что они говорят? Шепчутся у костров, что это твоя сила отогнала тепло от ущелий, давая вам спокойно пройти. А ведь и в самом деле! Весна такая холодная, как твое сердце, — рассмеялась женщина.
— Погода мне не подчиняется, — ответил Энори сухо. — Просто так получилось, это на руку всем. Я надеялся, но не мог знать наверняка за несколько месяцев.
— Повезло тебе с этим стадом — сами предлагают пищу. Чувствуешь себя пастухом?
— Тебя бы переименовать в Хайла, Ненависть.
— А тебя тогда как? — со смешком женщина начала таять, дольше всего видны были черные пионы на платье.
**
Сигнальные вышки в ночи перемигивались огнями, а днем над ними поднимались столбы белого дыма. Несмотря на густой лес и неровные горные склоны, по всему Ожерелью вышки расставлены были так, чтобы дозорные видели поданный знак сразу и весть доходила без промедления. Тагари был между крепостями Черностенной и Шин, когда в сумерках увидел огонь, и отдал приказ двигаться к первой из них. Решение вызвало ропот среди офицеров — по всем донесениям, войска У-Шена были около крепости Шин, и добраться до Черностенной никак не могли.
— Это какая-то ошибка, — говорили они.
— Или ловушка, — мрачно добавляли другие. — Может быть, пара вышек захвачена, и нас намеренно отвлекают от места удара?
Тагари никого слушать не захотел. В последнее время он был не просто быстрым и собранным, как обычно, но непривычно задумчивым.