Ничего так было, забавно, довольно ловко кувыркались на веревке, публика веселилась, не расходилась. Шутки резали слух, Кэраи морщился, но терпел — простой народ, ему грубость близка. Но, как говорят мудрецы, смех и слезы не ведают рангов…
Один из парней якобы упал с каната, в самый последний миг ногу согнул, удержался. А другой ему бросил — что ты падаешь, олух, как Дом Таэна! — и в публике раздались отчетливые смешки.
— Сходи-ка за стражей, — тихо велел Кэраи, а сам подошел поближе, вглядываясь в тех, кто смеялся, стараясь запомнить.
Акробаты — двое молодцев под тридцать, и певица, похоже, сестра одного из них. Были сильно напуганы, когда поняли — увязли, как муха в смоле. На все вопросы отвечали более чем охотно, скороговоркой, надеясь отделаться малым. Сами не местные уроженцы, летом пришли из Окаэры, перезимовать решили в Осорэи. Выступали помаленьку, а за такие шутки им заплатили щедро — договорились на несколько представлений. Нет, не смогли бы назвать человека, он был в глубоком капюшоне, но, кажется, средних лет. Да, знали, что играют с огнем, но больно хороша была сумма — а взять и сразу сбежать не могли, им пригрозили расправой за стенами.
Почему люди такие дураки, кто бы объяснил…
Судя по всему, сказали правду — не знали того, кто им заплатил. Разумно, кто же покажется.
…А те кукольники успели исчезнуть, даже когда стража нагрянула посреди представления — видно, им помогли. Предупредили и вывели. Надо ждать, где снова появятся. Сочли ценными, не то что этих.
Ему они тем более не ценны, разве что поведали бы имя заказчика. А раз нет, то и возиться незачем больше.
Вернулся к себе, проходя мимо оставленного на столе зеркала на подставке — не убрали слуги, думали, может, понадобится; заметил в нем свое отражение. Снял, бросил серебряный овал в ящик стола.
Мерзко все-таки на душе. В Столице ни одной жизни на нем не было, впрямую, по крайней мере, а тут…
Вечером прислал Лайэнэ приглашение. Дел к ней сегодня не было совершенно, разве что пожаловаться на жизнь и на то, что их план кем-то подхвачен и развернут уже другой стороной? Жаловаться глупо, об остальном не раз говорили…
Голубая Жемчужина явилась в назначенный час — ровно с ударом гонга, отбивающего время. Всегда поражался ее точности, хотя и сам не любил опозданий. Не вошла — вплыла в комнату, будто коридор был рекой, а она — водной птицей. Тяжелый расшитый серебром шелк, мех белой лисы, капли-сапфиры качаются у висков на серебряных цепочках. Настоящая знатная дама, и фасон довольно узкого платья как у знатных дам, не распашной. Интересно, неужто она всегда одевается так? Не ко всем же является побеседовать о делах!
А она сидит на уже привычном месте подле светильника — при дыхании на груди переливается серебристый узор; улыбается уголками губ и чуть ли не изгибом ресниц, будто знает, что он думает всякую чушь…
Лайэнэ стала частой гостьей в его доме. Женщин из Веселых кварталов всегда использовали, чтобы выведать то или иное или, напротив, внушить нужное. Не каждую — выбирали умных. Кэраи сам пользовался их помощью в Столице, но мало, там охотник сидел на охотнике. И здесь у него были в Кварталах доверенные женщины. Но мало, сложно успеть меньше чем за год.
Лайэнэ оказалась сокровищем. Особо ей не доверял, но не сомневался — сейчас она вывернется наизнанку, чтобы принести пользу. Ее покровителем был Энори, он бы не потерпел конкурентов в тайнах. Вряд ли она работала на кого-то еще. А сейчас ей важно не сойти с корабля, именуемого славой.
Задерживал ее в своем доме чуть дольше, чем было необходимо. Пусть думают, что увлекся ей, это вряд ли кого удивит. Говорить с Лайэнэ всегда было приятно, и немного досадно, потому что знал — все это выучка. Нет бы принимать как должное эти умения — почему-то искренности хотелось.
Разговор сегодня не клеился. Со стороны беседа, наверное, казалась плавной и оживленной, но оба были достаточно умны, чтобы понимать — все это шелуха, фальшивка. И у него выучка не хуже, чем у нее, только в другом. А она, верно, недоумевает, стоило ли звать ее сегодня…
Остановившись на середине очередной гладкой фразы — кажется, что-то о торговле, сам он не вдумывался в то, что говорил — заметил тревогу в ее глазах, они сейчас казались черными. Лайэнэ чуть подалась вперед, словно спрашивала — все ли в порядке? Как-то очень искренне это у нее получилось, можно подумать, и впрямь беспокоится. Хотя почему бы и нет? Она — флюгер, а он — ветер, надо же понимать, куда он подует.
Жаль все-таки, что ей можно верить только с оглядкой.
Сапфиры качнулись, при свете свечей в них заплясали алые искры. Как рубины тогда, во время встречи, которой она так настойчиво добивалась.
Спросил неожиданно для себя:
— Тебя не пытались выкупить из Квартала, пока ты еще не освободилась?
— Мне предлагали. Но никто из них не привлекал настолько, чтобы я согласилась стать чужой игрушкой надолго и с неясным концом. Так что мне удалось их убедить — на самом деле им это не нужно, — она поколебалась, потом продолжила: — Один человек не спрашивал, он просто явился к нашей хозяйке с деньгами и предложением. Этого я совсем не хотела. Говорить такое негоже, но я была рада, когда дела неотложные и неприятные сорвали его с места, и он покинул провинцию. Я была очень рада.
— Ты, когда отказывалась от будущего с теми людьми, уже надеялась сама собрать деньги?
— Скорее, я мечтала об этом. Ведь мы, пока не свободны, имеем право лишь на те подарки, которые идут сверх отданного «наставнице». И, если этих подарков много иони дорогие, их попросту отберут — кто ж пожелает терять девушку, приносящую большой доход? Остается дешевка или один-два дорогих, это придает особую ценность красавице, когда надевает…
— Вот как. Не знал.
— Увы, это правда. Мне просто повезло в итоге, и я умела прятать свои сокровища. И нашелся помощник, — она вздохнула, — Но ведь многие годами не могут накопить нужной суммы, и, даже если все идет хорошо, они могут заболеть или родить ребенка.
— Я думал, у вас не оставляют детей при себе.
— Чаще всего да. Но порой родить его все же приходится… чтобы потом отдать.
— Что ж, зато теперь ты знаменитость провинции.
…И будет сиять еще лет десять, если повезет. В Столице, скорее всего, даже ей бы выпал меньший срок — там слишком много юных красоток, а ценителей настоящего не так уж часто встретишь.
Настоящего ли? Чего бы сейчас ни потребовал, она так же улыбнется, будто счастлива это слышать, и тут же постарается угодить. Так почему бы и нет? Не он первый, не он последний. И не следует забывать — она помощница лишь потому, что старается для себя.
Ощутил почти злость на Лайэнэ, а она приподнялась, чуть растерянной стала улыбка: перемену настроения ощутила, но еще не поняла. Замерла, и, кажется, перестала дышать.
Вежливый, но настойчивый стук в дверь будто выдернул его из темного и тесного колодца. Показалось — все свечи лишь теплились, а теперь вспыхнули разом. Ариму, всегда ловкий, теперь чуть не оборвал занавесь над входом, и возвышался на пороге сине-красной сигнальной башней, разве что дым и огонь из него не шел.
— Донесения из Ожерелья. Из крепостей Шин и Северной. Сразу два голуби принесли.
Прокашлялся, выразительно посмотрел на гостью.
— Говори при ней.
Ариму помялся пару мгновений, и заявил от души, уже не обращая внимания на присутствие женщины:
— Ваш брат и остальные позволили этому проходимцу У-Шену обвести их вокруг пальца. У крепости Шин окружили рухэй, только там на убой оставили небольшой отряд, а остальные, видно, проскользнули мимо Черностенной, в драку не ввязываясь, и взяли нас за горло. Ожерелье прорвано, Северная пала.
Глава 15
«В последние дни месяца Угря-Шаанэ войска У-Шена, захватив Северную крепость, соединились с войсками железного вепря Мэнго, и вместе полностью захватили север гор Эннэ и половину долины Трех Дочерей. Саму крепость окружить им не удавалось, как ни старались. Ценою больших потерь проход в долину оставался свободным.