— Смотри, — повел рукой над картой, — Ты ведь хорошо знаешь, что здесь и как; я далеко не всем делился с тобой, но ты умна, и выводы делать умеешь. Вот здесь, — палец скользнул к самому южному округу, — зреет недовольство беженцами. И в соседнем с ним округе тоже. Неурожай сказался на всей провинции, и надо кормить армию, а здесь толпы безземельных крестьян — многие уже занялись разбоем. В других округах чуть полегче, но недовольных и разбойников много и там. Земельные с ними не справятся, к тому же половина их ушла на войну, а из оставшихся многие верны другому Дому и поднимутся по их велению. Что делать?
— Я… не знаю. Но какое это имеет отношение…
— Прямое. Думаешь, если я был занят и не заметил, что ты затеяла в Лощине, то и никто не заметил? Хочешь посеять еще сплетни о нашем Доме? Нэйта и Столица тебе скажут большое спасибо, стараешься ради этого?
Словно со стороны услышал свой голос — сухой и холодный.
— Я не… — смешалась она. Растерялась, похоже.
— Ты думаешь, что женщина из Квартала святее монахов и с нечистью справится лучше?
Сказал — и понял, что намеренно желал ее уколоть. Лишнее ведь… А она, кажется, тоже поняла: только что бледная, вспыхнула, подобралась.
— Подумайте не о моем проступке, о мальчике, — вскинула опущенную голову, выпрямилась, и Кэраи показалось, что молодая женщина одного с ним роста.
— Я как раз и думаю о племяннике. Мой брат очень любит своего ребенка, и, может быть, не вина, а беда, что эту любовь он показать не умеет. Ради Тайрену он отдаст все, что угодно, не задумываясь. А ты… я вижу, тоже готова вцепиться мне в горло, думая, что мы хотим зла мальчишке. Что он тебе?
— Можете считать, что это говорит желание наконец завести собственного, — сухо отозвалась Лайэнэ.
— Допустим. Но почему ты выбрала именно его? Когда-то ради нашей семьи верные люди отдавали жизни, но это время давно миновало. Разве что среди близких слуг еще найдутся такие… — он на миг глянул в окно: за приоткрытой узорной решеткой был мир, в который деды не захотели бы верить. Снова повернулся к женщине, спросил: — Так почему? Привлечь к себе еще больше внимания Дома? Не лучшая затея, а ты умна. А также молода, красива, и не думаю, что бедна, можешь оставить прежнее, уехать и спокойно жить где-нибудь. Или мальчик — временная игрушка, раз нет своих?
— Игрушка? Сын хозяина Хинаи — для гулящей девки? — она засмеялась, и зрачки расширились, будто в комнате сгустились сумерки. — Если бы он хоть взрослым был! А детей… нет, я не рвусь иметь. Не для нас.
— Или это забота о том, кто был дорог твоему бывшему покровителю? — в лоб спросил Кэраи. — И бывшему ли, раз уж он так опасен, держится неподалеку, а ты жива?
Лайэнэ побледнела.
«Я был прав», — с легким огорчением подумал Кэраи.
— Отпустите меня, или я так уйду, — почти потребовала Лайэнэ, отступая на шаг. Пришлось удержать ее за руку: с удивлением ощутил, как она дрожит. Неужели настолько испугана? Да она Забирающих души не боится, а ему заявляет в лицо невесть что.
И с таким вызовом смотрит… только глаза блестят совсем уж не вызывающе, и слезы вот-вот покатятся по щекам. Только этого не хватало.
Совсем близко была, в своем бледном платье, такая нежно-домашняя и такая воинственная. И не удержался, притянул к себе ближе. Ощутил, как она вздрогнула, подалась навстречу, будто давно этого хотела, раскрылась, как под солнцем бутон. Промелькнула в мыслях тень сожаления — как жаль, что это лишь видимость, выучка… поэтому и никогда не пытался упрочить связь с такими красавицами.
А, ладно, это потом.
Губы соприкоснулись; аромат меда наполнил комнату.
— Могу ли я надеяться на большее? — спросил тихо, опасаясь спугнуть явление медового луга.
— Более чем, — прошептала она, и последняя преграда пропала, а может, ее и не было.
Однако он впервые ощутил сожаление — ему нечего предложить этой великолепной женщине. Ничего, что не выглядело бы, не являлось… торговой сделкой.
Но эта мысль была мимолетной — не до того.
**
Не теряйте контроля, учила наставница. Главное, о чем должны помнить всегда. Вы должны понимать, что нужно собеседнику вашему, прежде чем он сам это поймет. И должны понимать, что сами намерены делать.
Если бы узнала она, как опозорилась лучшая ученица… не смогла бы жить дальше, наверное.
А ведь и то, что Лайэнэ сейчас едет домой, как ни в чем не бывало, воля случая, или Небес, у которых хорошее настроение.
Знала ведь, давно знала, каково ему сейчас, а вместо признания вины — сорвалась. Проникнуть в клетку хассы Макори и отобрать у нее кусок мяса из пасти и то было бы разумней.
…Так удивился, насколько нагло вела себя девица из Квартала… но ведь не мог догадаться, что за гость наведался к ней накануне; и весть из Лощины, непонятная, но угрожающая — и после этого жесткий разнос, и строгий запрет. Неудивительно, что Лайэнэ совсем потеряла рассудок. Повела себя с ним, будто с… да ни с кем себе такого не позволяла!
Не это ли неожиданно вызвало отклик? Он ведь тоже живой, только сам об этом не помнит. А она и не пыталась никогда прорваться через каменные доспехи, зачем бы?
И вот вся наука к демонам покатилась. Остались мужчина и женщина, как Сущим задумано. И она спокойно едет домой, и возможно, он даже не лишит ее своего доверия… если не поймет, что и его потеря контроля для Лайэнэ как на ладони. А ведь может понять.
Или ему все равно — ну кто она, в самом деле?
Неловко повернулась, а тут качнулись носилки — молодая женщина чуть вскрикнула, стукнувшись локтем о стенку. Нет, наставница точно сгорела бы со стыда, глядя, как ученица места себе не находит. А ведь когда расставались, еще полчаса назад, была веселой. И вот заметалась в носилках, будто рыбу из пруда выловили и в корзине несут на рынок.
Опозорилась — так давай, наверстывай. Будь отныне такой, как положено, и ошибок не повторяй, слишком много их у тебя, ошибок — за два года накопилось столько, сколько у доброй половины женщин за всю жизнь не наберется. Будь чуткой, внимательной, умной, беззаботной… какой там еще? Разберешься, не в первый раз.
…Но он все-таки запретил ей слежку. А продолжать надо, визит Энори очень дурной знак… и бессвязное его поведение, и глаза, то пустые, то шальные, то жестокие.
Нельзя пойти поперек запрета — и нельзя сложить руки и ждать. И главная беда в том, что ей отчаянно хочется соблюсти оба этих условия.
Уже повернули на дорогу, прямо ведущую к дому Лайэнэ. Та, не глядя, нашарила спрятанный в рукаве листок.
Все-таки не совсем забылась, когда потянулся к ней, успела увидеть выброшенное в ящик для бумаг скомканное письмо — распоряжение. Уже заверил написанное, но так и не отослал. Передумал, похоже. Или нужда отпала. Такие вещи уничтожают сразу или поручают это доверенным слугам, он хозяин дома, кажется, не успел до ее прихода, а потом забыл о письме.
Места на листе еще оставалось достаточно, а у Лайэнэ было довольно ловкости. Пока еще оставались в его кабинете, листок незаметно похитила.
Вряд ли он хватится.
Глава 23
Когда Нээле очнулась, рядом никого не было, но на полу дымились какие-то смоляные курения, а на скамье стояла наполовину пустая чашка с теплым отваром. Девушке очень хотелось пить, и она опустошила чашку, кем-то, видно, ненадолго оставленную.
Почти сразу открылась дверь, и появилась одна из монастырских женщин, всплеснула руками.
— Очнулась наша красавица!
Как девушке рассказали, ее не могли разбудить три дня, а настоятель сказал, что она беседует с духами.
— Ничего не помню, — пробормотала Нээле, растирая виски. Ей было совестно — заставила всех волноваться. Но, кажется, на нее не были сердиты; поглядывали с уважением и некой опаской, будто она и впрямь слетала на небеса.
Настоятель велел ей явиться, но не сейчас — пока он был занят молитвой, длящейся сутки.