Насчет последнего он был прав. Над центральными редутами северных оборонительных укреплений поднимались клубы дыма и пыли. Именно там португальцы оказывали самое стойкое сопротивление, но теперь неприятельская артиллерия разрушила парапеты, пехота устремилась на бастионы, а большинство защитников обратились в бегство. Подполковник и его слуга выехали за ворота и, прорвав поток беженцев, повернули на улочку, ведущую на восток. Похоже, он и впрямь намеревался спасти неразумную беглянку, даже рискуя оказаться в руках вступивших в город французов.
– Ладно, парни, – крикнул Шарп, – пора сматываться! Сержант! Бегом! К мосту!
– Давно пора, – проворчал Уильямсон.
Шарп сделал вид, что не слышит. Он уже давно терпел комментарии рядового, надеясь, что тот одумается и прикусит язык, и одновременно понимая, что чем дальше оттягивает, тем более жестким будет наказание. Шарп все-таки рассчитывал, что и Уильямсон это понимает.
– Становись! – рявкнул Харпер. – Живей!
Над головами просвистело ядро. Стрелки выбежали со двора и свернули на дорогу, уходящую круто вниз, к Дору. Народу было много, и все спешили поскорее перебраться на другой берег, хотя Шарп и подозревал, что спасения не будет и там, потому что французы тоже перейдут реку через пару дней. Португальская армия отступала к Коимбре и даже еще дальше, к Лиссабону, где у генерала Крэдока была шестнадцатитысячная армия, которую некоторые политики в Лондоне требовали вернуть домой. Какая польза, спрашивали они, от столь крошечного войска, если за французами подавляющее преимущество? Маршал Сульт завоевывал Португалию, а еще две французские армии находились неподалеку, в Испании. Драться или бежать? Никто не знал, какое решение примут британцы, но, согласно слухам, в страну должен был прибыть на смену Крэдоку сэр Артур Веллингтон, а это означало, что британцы будут драться, и Шарп молился, чтобы слух подтвердился. Он сам дрался под командованием Веллингтона в Индии, был с ним в Копенгагене, а потом при Ролисе и Вимейру и считал, что лучшего генерала в Европе нет.
Они уже спустились до середины дороги. Ранец, мешок, винтовка, патронная коробка и сабля прыгали и колотили его по спине и бедрам. Мало кто из офицеров носил длинноствольное оружие, но Шарп вышел из рядовых и без винтовки за плечом чувствовал себя неуютно. Харпер, поскользнувшись на камне из-за новых гвоздей на сапогах, устремился, размахивая отчаянно руками, вниз. Между домами мелькала река. Катя свои воды к ближайшему морю, Дору достигала здесь такой же примерно ширины, как и Темза в Лондоне, но в отличие от нее бежала между высокими холмами. Город Порто стоял на крутом, северном берегу, тогда как Вилья-Нова-де-Гайя располагался на южном, и именно там проживало большинство британцев. На северном обосновались только самые старые семьи, вроде Сэвиджей, а весь портвейн делали на южном, в винокурнях, принадлежащих Крофту, Тейлору, Берместеру, Смиту Вудхаусу и Гулду. Экспорт приносил немалые средства в португальскую казну, но сейчас сюда шли французы, и на высотах, обращенных к реке, португальцы установили с дюжину орудий. Увидев появившегося на противоположном холме неприятеля, канониры дали залп, и пушки отпрыгнули назад, врезавшись хоботами лафетов в каменные столбы террас. Ядра с глухим звуком пронеслись над головами. Пороховой дым медленно потянулся от берега, скрывая белокаменный монастырь. Харпер опять поскользнулся и на этот раз упал.
– Чертовы сапоги! – проворчал он, поднимаясь.
– Господи. – Рядовой Пендлтон, самый молодой в роте, первым увидел столпотворение у входа на узкий понтонный мост: мужчины, женщины, дети, скот, повозки и тележки – все сбилось в плотную кучу. Еще утром, когда капитан Хоган перевел их на северный берег, им встретилось лишь несколько человек, но сейчас к мосту было не пробиться. – Как же мы перейдем, сэр? – спросил Пендлтон.