Именно в Ффим Ффаллер я впервые оценил по достоинству своего спутника. Тегид спел песню с благословением поселению, и это чудо я буду хранить вечно.
Было так. Мы собрались в доме старосты, возле очага. Ужин недавно кончился, и люди пришли послушать Тегида. Я еще раньше удивился, когда он достал из своей кожаной сумы арфу и пошел на пристань, чтобы настроить инструмент. В тот момент, когда он вошел в дом, люди ощутили трепет предвкушения.
Он выпрямился и оказался выше всех в комнате. Плащ изящными складками спадал с плеч, арфа прижата к груди, лицо освещают отблески пламени из очага. Он наклонил голову и провел пальцами по струнам арфы, вызвав каскад звуков, — словно дождь из серебряных монет пролился на слушателей.
Глубоко вздохнув, Тегид запел, просто и выразительно. Я старался следить за смыслом песни, но внимание уходило на то, чтобы распутать хитросплетение слов. Впрочем, скоро это стало неважно. То, чему я стал свидетелем, иначе как волшебством не назовешь.
Тегид рассказывал об одиноком рыбаке, влюбившемся в морскую деву. Он встретил ее в море, и в море же потерял. Песня была простая, но спета таким голосом и на такую пронзительную мелодию, что слезы выступили на глазах у всех слушателей. Я уловил только общий смысл, однако проникновенность песни поразила меня. Мелодия наполнила душу тоской.
Когда он закончил, люди долго сидели в восторженном молчании. А потом Тегид начал новую песню. Но мне уже было достаточно. Я был словно бедняк, попавший за богатый стол и переевший. Больше не влезало. Поэтому я ушел погулять вдоль берега.
Я ходил по галечному пляжу, смотрел на яркие звезды, слушал плеск волны. Никогда бы не подумал, что меня так тронет песня о русалке. Похоже, внутри меня пробудилась некая спавшая доселе часть души. Я уже никогда не буду прежним. Но кем же я тогда буду?
Да, рай оказался полон фантастических восторгов и тревог. Ужас и красота, неразбавленные, бок о бок — и я не умею выстоять ни перед одним, ни перед другим. Как я могу вернуться в мир, который знал раньше? Честно говоря, мысль о возвращении отлетела прочь и не вернулась. Чудом я оказался здесь, здесь и останусь.
Я долго не спал в ту ночь. То, что пробудилось во мне, не давало покоя. Какой сон, когда мой дух в огне? Я завернулся в плащ и снова вышел на берег, чувствуя себя таким же беспокойным, как толчея волн в заливе. Сердце замирало от страха и восторга.
Рассвет застал меня на причале. Я наблюдал, как серебряный туман катится с крутых склонов гор и растекается по холодной сине-черной воде залива. Небо казалось тусклым и твердым, как сланец, но облака, наплывающие с моря, порозовели в рассветных лучах. Плеснула крупная рыба. От этого места по воде пошли круги, превратившиеся в колеблющееся серебряное кольцо.
Эта простая картина пронзила все мое существо. Она показалась мне предзнаменованием, полным смысла, символом всей моей жизни: потревоженная поверхность превратилась в мерцающий, постоянно расширяющийся круг. Круг будет расти, пока не охватит весь залив, а после не останется ничего, и даже памяти о нем не будет.
Глава 18. ШКОЛА СКАЙ
Копье моего соперника вместо наконечника заканчивалось закругленной деревянной болванкой. Но когда он тыкал в меня этой деревяшкой, больно было все равно. На мне живого места не оставалось, сплошь синяки и шишки. Самодовольный маленький негодяй, державший копье, не без основания считал, что превосходит меня во всем, кроме возраста.
Кинану Маче было около пятнадцати лет. Для своего возраста он был довольно крупным парнем и грозным бойцом. Типичный королевский любимчик: волосы, похожие на пылающую солому, маленькие глубоко посаженные глазки василькового цвета, белая кожа в веснушках. А уж высокомерие сравни толстому серебряному торку на шее, которым он невыносимо гордился.
С тех пор, как наш инструктор Бору — высокий, тонкий, как тростинка, гений копья, — поставил нас в пару, Кинан неизменно побеждал меня. Бору, сам некогда выпускник школы Скай, метал копье так, что оно просто исчезало из вида. Мог броском поразить падающее с дерева яблоко. Большинство учеников с почтением выслушивали Бору, что бы он им не говорил.
Сегодня мне нужно было всего лишь не дать себя избить. Впрочем, вчера передо мной стояла та же задача. И позавчера тоже. Но сегодня я твердо решил взяться за дело. Время поджимало. Упражнения с копьем скоро должны закончиться, а я даже на самоуважение не наработал. Итак, показательный поединок. Была у меня одна задумка…
Кинан стоял от меня шагах в десяти. Как обычно на конопатом лице играла глумливая улыбка. Копье он держал обеими руками перед собой. Кто бы не наблюдал за нами, все знали, чем кончится поединок: я упаду после удара под ребра или в грудь, или по коленям, или по плечам, короче по любому месту, куда попадет этот маленький придурок. Я долго смотрел на него, такого умелого, хладнокровного, напыщенного, пока кровь у меня в жилах не вскипела. Я поклялся сам себе, что сегодня сотру эту наглую ухмылку с его лица раз и навсегда. Я поднял тренировочное копье и сделал шаг вперед. Еще шаг, и еще. Кинан шагнул навстречу, по-прежнему ухмыляясь. Он с издевкой спросил:
— Ну что, еще одно падение? Неужто тебе не хватило вчерашнего?
— Не хватило, — ровным голосом сказал я. — Посмотрим, что будет сегодня, ты, отвратительный урод.
Он подошел ближе. Дерзкий и жестокий; ему нравилось сбивать меня с ног. Что ж, он слишком часто меня бил, и теперь мне уже нечего терять. Если я снова проиграю, это будет просто еще один проигрыш в печальной череде поражений. Но если мой план сработает...
Я опустил тренировочное копье. Кинан в ответ опустил свое. Я шагнул вперед. Он тоже.
Неожиданно Бору, стоявший посреди поля, поднес к губам серебряный рог и протрубил конец тренировки. Но я не обратил на него внимания. На лице Кинана появилось удивленное выражение. Обычно, как только трубили сигнал, я первый бросал копье.
— Ты чего? Не сдаешься?
— Не сегодня, Кинан. Начнем.
Он бросился вперед, нанося копьем быстрые и короткие удары в надежде отвлечь меня. А я продолжал стоять неподвижно. Он оказался совсем рядом.
— А ты сегодня упрямишься, Колри, — рассмеялся он. — Надо поучить тебя хорошим манерам.
Здесь меня с первых дней прозвали «Колри» — это такая игра слов, означающая «неудачник». Я и был для своих несовершеннолетних товарищей-воинов неудачником.
— Ну поучи, Кинан, — сказал я спокойным тоном.
Остальные, почувствовав напряжение, собирались вокруг. Некоторые выкрикивали насмешки, но большинству было просто интересно посмотреть, кого побьют. Слышались пустые советы и смешки.
Кинан увидел шанс похвастаться и постарался выжать из него все возможное. Он опустил голову и сделал выпад. Я отбил удар, как не раз показывал тренер. Кинан тут же изменил направление удара, целясь в мою незащищенную голову. Хороший прием. Очень хороший. Да только он уже пользовался им раньше, и на этот раз я был готов. Вскинув копье, я закрыл голову, но открыл живот. Кинан все подмечал. Он повернулся и, продолжая движение копьем, попытался пнуть меня ногой в живот. Он занес ногу, а я, крутанув копье, сильно ударил его по вытянутой ноге. Он вскрикнул — скорее, от удивления, чем от боли. В толпе громко рассмеялись.
Кинан ткнул копьем мне в лицо, просто чтобы отпугнуть и разорвать дистанцию. Но я увернулся и нанес скользящий удар по руке, державшей копье. Я надеялся вывести его из равновесия, чтобы следующим ударом сбить с ног. Но получилось иначе. Он двинул меня локтем в ребра, и я пошатнулся. Воспользовавшись преимуществом, Кинан зацепил меня за пятку и уронил на землю, а потом уже стукнул по голове. Не сильно. Но в бою такой удар может стать последним.