В деревни, расположенные в треугольнике Вилейка — Молодечно — Красное, фашисты бросили большую группу агентов гестапо.
Однажды, в весенний день, на закате солнца мы двигались по нехоженой тропинке в мокром, почти необитаемом лесу. За нами гнались тучи комаров. Янтарно-желтые стволы сосен освещались горизонтальными лучами. Большой черный дятел, мелькнув красной феской, проскакал по стволу сухой ольхи. Где-то пискнула белка. Из зарослей лоз донеслась согревающая душу трель соловья, и мы, вдруг услышали, как цветут и благоухают ландыши, хорошо в такую пору развести в лесу костер, сварить уху или напечь картошки. Но вот дорожка, заросшая нетоптанной травой, круто свернула за стройную группу сосен, и за ними мелькнула чья-то тень. Мы рванулись вперед с автоматами наперевес и увидели, как, перескакивая через валежник в гуще леса, удалялся человек с сеткой от комаров на голове. При нашем оклике он остановился, — бежать было бесполезно. Хлопцы его быстро обыскали. Оружия и документов при нем не оказалось. Он назвался Сидоровым Иваном Ивановичем.
— Я сапожник, работал в Латыглино, — сказал он, — теперь иду искать работу в другую деревню.
Это был явно подозрительный тип, тщедушный человечишка с редкой растительностью и с густой сетью мелких морщин на лице.
Нам уже рассказывал лесник-объездчик, как в одной деревне каратели расстреляли почти всех жителей только за то, что в ней побывали партизаны. Перед приходом карательной экспедиции в этой деревне находился «портной», выдававший себя за бежавшего из немецкого плена бойца Красной Армии. Этого «портного» жители вскоре опознали среди солдат-карателей: он был уже в немецкой форме со знаками ефрейтора.
Задержав «неизвестного», мы сразу же вспомнили рассказ лесника про «портного». Но этот выдавал себя за сапожника.
Когда мы начали более основательный допрос, «сапожник» быстро запутался в своих показаниях.
Затем, при помощи уцелевших от расстрела людей, нам удалось установить, что задержанный — тот же «портной». По старому русскому обычаю, мы забили осиновый кол на его могиле.
Но этот случай был весной сорок второго года. Осенью сорок первого мы еще учились в первом классе и многое представляли примитивно. Разговоров в деревнях о москвичах-десантниках было много. Многим казалось, что нас несколько тысяч. Впрочем, народ умел создавать легенды и знал, для чего это нужно.
Стоило однажды ночью через деревню проехать пяти верховым из группы Кеймаха, как по трем районам, точно по радио, разнесся слух, что в таком-то месте проследовало пять эскадронов советской кавалерии. Такие разговоры были нам на руку: полиция и небольшие группы немцев в деревню не поедут, а для того, чтобы послать против «такой силы» крупную карательную экспедицию, враг сначала должен был провести надлежащую подготовку.
11. Последние поиски
Иван Библов, замещавший командира в отряде, по серьезным, молчаливым лицам вернувшихся из очередного похода товарищей видел, что расспрашивать не о чем. Все же, когда он остался у шалаша наедине с командиром, спросил:
— Что, Саша, опять неудача?
— Неудача — одно, Иван Андреич, беспокоит другое, — ответил Шлыков, устало опускаясь на широкий пень, — Боюсь, попадет Батя в лапы карателей.
— Ну, это ты напрасно… — медлительно и спокойно заговорил несколько флегматичный по характеру Библов. — Сам же рассказывал, что его в гражданку лосем прозвали. Нет, такой им в руки не дастся, — убежденно заключил он.
— Лесовика мы там одного встретили, — продолжал Шлыков, упирая носок сапога в задник и стягивая другой, тесный сапог. — Кулундук по фамилии, добрый такой, хорошей души человек… Говорил, каратели у него три дня стояли. А Батя был у него на хуторе… до и после гитлеровцев. Причем, второй раз появился там чуть ли не через час после их ухода.
— Так чего же расстраиваться, раз был и после карателей… Он своих ищет и к другим отрядам, видать, не желает выходить. Понимаешь? Иначе обязательно где-нибудь объявился бы.
— Это я понимаю, друг, а вот ты понимаешь, что это такое — один? Нарвался на засаду — конец.
— Нет, — помолчав немного, с той же убежденностью произнес Библов, — по всем слухам выходит, что жив-здоров наш командир. Вчера тут из отряда, что неподалеку от нас стоит, — Щербина, что ли, у них командир? — несколько человек к нам заявилось. Так вот, говорили эти ребята, — там тоже кто-то Батю встречал.