У Зайцева мы запаслись продовольствием. Припрятанный им от немцев колхозный хлеб, который он хотел уничтожить, теперь весьма пригодился. Для моего, пока еще небольшого, отряда его хватило бы на год.
На следующий день мы обосновались в лесу за Кажарами во временном лагере, в шалашах.
Наступила зима. Нам нужно было подумать не только о хорошей, теплой базе в лесу, но и о надежной деревне, через которую можно поддерживать связь с нашими людьми, куда можно было бы прийти небольшим отрядом — помыться, почиститься, пристроить раненого, запастись продовольствием. С выбором такой деревни на зиму следовало торопиться. Поэтому в первый же вечер пребывания на новой базе я приказал снарядить тележку с пулеметом и, захватив четырех бойцов, в сопровождении еще двух конников выехал на разведку.
Минуя Кажары, мы поскакали в Сорочино. В деревню въезжали впотьмах, но, несмотря на поздний час, на улицах ее было какое-то странное оживление. Во дворах протяжно и жалобно блеяли овцы, а свиньи визжали так, как визжат они только под ножом. Дым валил столбом из труб, в окнах мигали огоньки, в воздухе тянуло запахом паленой шерсти, жареного мяса и еще чего-то такого, что напоминало острый запах квашеного теста.
— Самогон гонят, сволочи, — потянув носом, сказал один из моих бойцов не то с завистью, не то со злостью.
Внезапно лошадь наша с разбегу стала: у самых копыт посреди улицы лежал человек. Тот же боен спрыгнул с тележки и нагнулся над лежащим.
— Пьяный, — пренебрежительно бросил он.
Где-то на другом конце деревни ныла гармошка и пьяные голоса нестройно тянули «Перепелку». Жалостный мотив плыл в теплом воздухе:
Мне стало грустно до слез.
И вдруг с пьяными выкриками, гиканьем, свистом и песнями мимо нас промчалась свадьба. И точно смело этим мою тоску, и поднялась в душе едкая, горькая злость: родина в опасности, немцы у ворот Москвы, а тут свадьба, пьянство, разгул!
— К председателю колхоза! — скомандовал я, еле разжимая губы.
Теплый и светлый дом председателя, встретивший нас сытными запахами жареного и пареного, показался нам оскорбительным благополучием после темной сырости лесных шалашей. С посеревшими хмурыми лицами остановились мои ребята у порога. Я шагнул в горницу. Председатель встретил нас неприветливо:
— Кто такие? Что надо?
Я объяснил ему, что я командир особого партизанского отряда и приехал к нему по делу. От Садовского мне было достаточно хорошо известно положение в Сорочине.
— У вас в деревне шесть человек приписных окруженцев, — сказал я. — Немедленно соберите их, я беру их с собой. Кроме того, потрудитесь запрячь и предоставить в мое распоряжение двух исправных коней с тележками и полной сбруей.
— Да ведь первое дело — кони у нас в поле, — заявил председатель. — Разве ж их в такую темень найдешь? И людей сейчас опять же не собрать. Видите, свадьба у нас, гуляет народ.
— Нашли время гулять! Судьба родины теперь решается… Вы это понимаете?
— Да ведь наша судьба решенная, товарищ командир! — Председатель криво, невесело ухмыльнулся. — Чья, может, и решается, а нас уже порешили. Ну, и мы тоже решаем скотинку всю колхозную: все едино фашист жизнь нашу искоренит! — И он приблизил ко мне лицо и дыхнул на меня густым самогонным перегаром.
— Ну, это вы бросьте! — сказал я, отстраняя его рукой и садясь. — Вы ведь люди, а не бараны, чтобы ножа ожидать. Бороться надо, врага бить — и никто вас не искоренит. Вот на первый случай нам помогите.
— А кому это — вам? — закуражился председатель. — Я откуда знаю, кто вы такие есть? Сейчас всякого народу довольно по лесам бродит. Может, вы и не партизаны вовсе, а бандиты! Одному помогай, другому помогай, — гляди, до петли недалеко придется.
— Довольно болтать! — резко прервал я разглагольствования пьяного председателя. — Пошлите за Садовским, пусть немедленно явится сюда: мы тут и разберемся, кто партизан, а кто бандит.
Садовский пришел, запыхавшись от быстрой ходьбы. Глаза его неестественно блестели, а на бледной щеке горело нервное красное пятно. «И этот пьян», — подумал я, и на душе у меня стало еще безотраднее. Тяжелая злоба подымалась во мне. Я сухо сказал:
— Объясните, товарищ Садовский, кто я такой.
— Да ведь что я могу объяснить, — уклончиво ответил Садовский. — Мы с вами, товарищ командир, не так-то хорошо знакомы. Вот разве выпьете с нами, тогда…