Но сначала ему следовало взять Сестер. А здесь его постигла неудача.
– Похоже, пойдет снег, – сказал Финан, пока мы ехали на юг, к городу.
– Поздновато для снега, – уверенно заявил я.
– Кости чуют, – поежившись, ответил мой друг. – К ночи начнется.
Я фыркнул:
– Ставлю два шиллинга, что не начнется.
Он расхохотался:
– Да пошлет мне Господь побольше дураков с серебром в кармане! Мои косточки не проведешь.
Финан – ирландец, мой главный помощник и лучший друг. Лицо его, обрамленное сталью шлема, выглядело морщинистым и старым, борода поседела. Моя тоже. Я видел, как он высвобождает Похитителя Душ из ножен, одновременно не сводя глаз с лагерных костров впереди.
– Как действуем? – спросил он.
– Прогоним ублюдков с восточной стороны города.
– Их там немало.
По моим прикидкам, почти две трети вражеских сил стояли лагерем на восточном фланге Сестера. Здесь было много костров, разложенных между низенькими шалашами из веток и дерна. Южнее временного городка виднелась дюжина роскошных шатров, разбитых вблизи руин древней римской арены. Хотя ее давно превратили в каменоломню для местных нужд, стены по-прежнему поднимались выше навесов, над которыми бессильно обвисли в неподвижном воздухе два стяга.
– Если Кинлэф еще тут, то должен быть в каком-нибудь из этих шатров, – предположил я.
– Будем надеяться, что ублюдок пьян.
– А еще он может устроиться в арене.
Арена размещалась прямо за стенами города и представляла собой массивное сооружение. Под рядами каменных скамей располагались похожие на пещеры комнаты. Когда я в последний раз заглядывал в них, они служили домом для бродячих собак.
– Если у него есть хоть какие-то мозги, – продолжил я, – он уехал из осадного лагеря. Оставил заслон, чтобы морить гарнизон голодом, а сам ушел на юг. Именно там решается судьба мятежа, а не здесь.
– А у него есть мозги?
– Похожие на репу, – ответил я, потом расхохотался. На дорогу вышла группа женщин с хворостом; они опустились на колени, пропуская нас, а теперь удивленно посмотрели на меня. Я помахал им. – Мы собираемся сделать кое-кого из них вдовами, – проговорил я, все еще посмеиваясь.
– И это смешно?
– Смешно то, что два старика едут на войну, – сказал я, переводя Тинтрега на рысь.
– Ну, ты, может, и старик, – с нажимом заявил Финан.
– Да мы с тобой сверстники!
– Я еще не дед!
– Уверен? Может, ты не знаешь.
– Ублюдки в счет не идут.
– Идут, – возразил я.
– Тогда ты, наверное, уже прадед.
Я зыркнул на него.
– Ладно, ублюдки не в счет, – передумал я.
Он засмеялся, потом осенил себя крестом, когда мы достигли римского кладбища, тянувшегося по обеим сторонам дороги. Тут водились призраки: они бродили между покрытых мхом надгробий, прочесть полинялые надписи на которых могли только христианские священники, разумевшие латынь. Много лет назад один поп, в порыве рвения, принялся выкорчевывать памятники, объявив их языческой мерзостью. В тот же самый день он свалился на месте и помер, с тех пор христиане смирились с могилами, которые оберегают, как мне кажется, римские боги. Когда я рассказал эту историю епископу Леофстану, тот посмеялся и заверил меня, что римляне были добрыми христианами. «Это наш Бог, единственный истинный Бог, поразил того священника», – заявил он. А потом Леофстан сам умер, так же скоропостижно, как тот осквернитель могил. Wyrd bið ful āræd – судьбы не избежать.
Мои люди уже успели растянуться – не по одному в ряд, но близко к этому. Никому не хотелось ехать по краю дороги, где собираются призраки. Длинная неровная линия всадников крайне уязвима, но враги по-прежнему не видели в нас угрозы. Мы обогнали еще группу женщин, каждая из которых тащила на спине большую вязанку хвороста, нарубленного в рощице к северу от кладбища. До ближайших костров было рукой подать. Свет дня почти померк, хотя до темноты оставался еще час, а то и больше. Я видел людей на северном фасаде городской стены, видел их копья и знал, что они смотрят на нас. Наверняка думают, что мы пополнение, идущее к осаждающим.
Я остановил Тинтрега сразу за древним римским кладбищем, давая моим людям подтянуться. Вид могил и мысли про епископа Леофстана навевали воспоминания.
– Помнишь Мус? – спросил я у Финана.
– Господи! Да кто ж ее забудет? – Он ухмыльнулся. – Ты когда-нибудь…