Эхо собственных шагов било в спину острыми гранями отчаяния. Страх клекотал где-то под ребрами, вымораживая нутро начисто, так что рубиновый комок сердца лип к фарфоровой колонне позвонка, врастал в нее пунцовым кружевом аорт и вен, цеплялся за опору, как сама Элли цеплялась за остатки самообладания. И все чего хотела Хильерд – отмотать время назад и остаться сидеть в пустой, обезличенной комнате Аси, болтая с ней о будущем, слушая рассказы о ее мире или делится планами на следующее исследование по химерологии. С момента их знакомства и без того бледная и худощавая пришелица из чужого мира стала напоминать оттиск тонкого стилета на алебастровой дощечке. Кимред совершенно ее измотал, замучил нечеловеческими методами обучения, затворнической жизнью и необоснованной строгостью. Эллирия просто хотела привнести в этот беспросветный мрак крупинку света, радости, настоящей жизни!
И вот, она бежит по тускло освещенному проулку, оставив подругу наедине с шайдарцем, фанатичным, опасным и устрашающим. Впереди манит светом и обещанием спасения от всех бед запруженная веселящимся людом улица. Позади – едва различимые голоса.
Когда Эллирия впервые увидела новую племянницу гера Кимреда на пороге их с отцом дома, то приняла ее за сухаря и зазнайку. Было что-то неуловимо отталкивающее в белом, чуть заостренном к подбородку лице, в гладко зачесанных и собранных в тяжелый узел на затылке аспидных волосах, в почти всегда едва уловимо сдвинутых к переносице бровях, тонких и черных, словно их нанесли кистью на выбеленный известью пергамент. Асе держалась холодно и подчеркнуто учтиво. Большие черные глаза следили за каждым движением хозяев дома с настороженностью. Казалось, она в любую секунду готова обороняться или атаковать. Элли понадобилось время, чтобы проникнуть за незримую оградительную черту, чтобы разглядеть настоящего человека за маской, нацепленной в угоду Каихарду, который требовал от подопечной безукоризненного такта и отстраненности.
Настоящая Асе, прямолинейная, открытая, лишенная привычных предрассудков, стала для Элли чем-то из разряда магической ловушки. Ты распутываешь головоломку, ищешь подвох, напрягаешь извилины. И не замечаешь, как тебя уже подцепили на крючок, опутали нерушимыми узами и приучили к себе. Асе с ее упрямством, внутренним стержнем и собственным мнением совершенно обо всем, стала для Элли открытием. Она никак не могла представить мир, в котором такое считается нормой. Мир, где нет необходимости изображать из себя восторженную дурочку, охающую и ахающую от умиления по любому поводу. Когда в Схоле один из учителей заявил, мол истинные фрау должны походить на птичек, порхать и радовать глаз, Асе с фирменно кимредовской постной миной добавила: «и мозгов у них должно быть столько же, да? Как раз чтобы всю жизнь сидеть на яйцах и клевать благоверному мозг?». Преподаватель, конечно же, написал гневную петицию Каихарду. Тот запер свою подопечную в ее комнате на очередных два дня домашнего ареста.
Свет, свист, запах духов, вина и пота ударили по глазам, ушам, обонянию. Эллирия выскочила из подворотни, врезавшись в сплошной людской поток, с ходу вцепилась в руку какого-то степенного господина, гуляющего в компании рыжеволосой красотки, лет на двадцать его младше.
- Помогите! Помогите! На нас с подругой напали! – Элли трясла завернутое в дорогой бархат сюртука предплечье первого встречного, а он с недоумением смотрел на полоумную девицу.
- Позвольте, фрау, юным созданиям нечего делать на улице в такое время без сопровождения. Кажется, на пересечении этой улицы и Алеи Единения я видел жандармов. Обратитесь к ним.
Мужчина стряхнул с руки пальцы Лиры, его гневно поджавшая губы спутница поспешила отвести подальше свою добычу от возможной конкурентки.
Эллирия осталась стоять, посреди разноцветной круговерти шелков, атласа и драгоценностей, в окружении полных радости и веселья лиц, никто из которых даже не смотрел на нее, так словно отчаяние, запустившее стальные когти в само сердце, сделало хрупкую фигурку в светлом платье и с пологом жидкого золота волос на плечах невидимой.
Растерянность в два удара сердца сменилась жаждой действия. Лира ухватилась за совет дряхлеющего сластолюбца, падкого на рыжеволосых чаровниц, очертя голову бросилась к ближайшему перекрестку, над которым трепетала на ветру радужная паутина шелковых флажков и мигающих в учащенном ритме гирлянд, подвешенных между витиевато украшенных каменными скульптурами, балясинами и пилястрами зданий.