Заводила в этой троице, отсвечивая в полумраке своей драгоценной брошью, подошел к ней почти вплотную, с алчным блеском в водянистых глазах наблюдая как выгибается дугой тонкий стан, выпячивая налитые, упругие груди, тесно сжатые корсетом, отороченные молочно-белым кружевом.
- Пальцем? Милочка, смею тебя заверить, то чем мы с тобой займемся делают кое чем другим…
Блондин подошел вплотную, рванув корсаж на груди своей жертвы. Эллирия закричала, отчаянно и зло, пытаясь выкрутится из хватки стоящего позади нее Гюстава, даже если при этом ее скальп останется в его руке. Ее крику вторил еще один вопль, позади блондина, сейчас занятого расправой над ее платьем.
Элли, замерла, цепенея от ужаса наблюдала за тем как третий в этой звериной клике, так и оставшийся безымянным мерзавец, вспыхивает багровым свечением, расцветает пурпуром кровавых брызг, на мгновение превращаясь в чудовищную астру из мяса и раздробленных костей. Месиво, один вдох назад бывшее человеком, разлетелось веером тошнотворного фейерверка, окатив и насильников и их жертву. Гюстав за ее спиной сдавленно заскулил, отступая назад, и волоча Эллирию за собой как прикрытие. Темная, слишком рослая и широкоплечая тень в плаще, чтобы спутать его с кем-то другим, вминая в землю разбросанные остатки своей первой жертвы, в мгновение ока оказался рядом с блондином, обернувшемся на шум, нанеся всего один удар растопыренной ладонью ему в грудь.
Вспышка красного свечения и от уверенного в собственной безнаказанности франта осталось лишь мясное месиво, утыканное клочками спутанных светлых волос, обрывков фрака и осколков перемолотых в щепу костей, идеальным веером разлетевшиеся от шайдарца по дуге.
- Нет, нет, нет… - бормотал над ее ухом последний уцелевший – не подходи, тварь. Я ей шею сверну! Слышишь? Эта потаскуха сейчас лишится головы, если ты хотя бы шевельнешься!
Шайдарец шел на них молча, сверкая багровыми зрачками из-под глухой тени капюшона. Они горели парой раскаленных угольков, вселяя давно забытый первобытный ужас. Сердце захлебывалось пульсом, колотилось о гортань в самом горле, так что Лира с силой стискивала зубы. Боясь издать даже тонкий писк. Казалось стоит открыть рот и сердце вывалится наружу. Повиснет на перевязи тугих жил, выплескивая ей на грудь собственную жизнь толчок за толчком. Гюстав сделал еще шаг, зацепившись пяткой за корень, начал заваливаться назад, истошно визжа освежеванной заживо свиньей.
Шайдарец произвел один молниеносный рывок вперед, перехватив руку, которой Гюстав удерживал Элли поперек талии, и с силой отводя ее в сторону, одновременно второй выдергивая девушку из хватки обреченного.
В кулаке Гюстава остался клок золотых волос, как предсмертный дар, на который тот уставился в немом удивлении, еще до конца не понимая – живой щит у него отняли, и вслед за этим отнимут и жизнь.
Такая же кровавая и тошнотворная смерть, как две других, настигла Гюстава еще до того как он понял что происходит. От человека осталось лишь пятно на земле, маслянисто поблескивающее в жалком освещении редких и далеких фонарей.
Эллирия пребывала в ступоре, одеревенев, превратившись в неподвижную куклу, которую можно толкнуть пальцем в плечо, и она опрокинется с грохотом.
- Ты цела? – пара жутких огоньков в глубине натянутого на голову капюшона погасли, глухой гортанный голос с едва уловимым акцентом, царапал слух тысячью перекатывающихся песчинок.
На него смотрела неподвижная маска. Застывший взгляд, приоткрытые, поблескивающие от слюны и крови губы. Виндикт стоял, считая удары сердца, ждал.
Что он знает о ней? Имя? Та облаченная в пурпур, черноглазая ведьма из проулка, которую он собирался отправить к праотцам говорила беглянку зовут Эмми, или Лира? Вспоминая свою несостоявшуюся жертву, Виндикт ощутил новый приступ гнева. Что бы не говорил Ситис, таких как она следовало убивать без раздумий. В черных глазах не было ничего кроме холодного расчета и решимости. Она не задумываясь пойдет убивать по приказу кюрфурста, она найдет себе оправдание, сея смерть и разрушение вокруг. Надо было все-таки свернуть тонкую бледную шейку, оставив лежать в той смрадной подворотне холодеющий труп, пока эта мерзость не вошла в полную силу. Но стычка с Ситисом не то, за чем он сюда пришел. Если старому хитрецу за каким-то лядом понадобилась эта простоволосая чужестранка, пусть подавится. Виндикт никогда не испытывал недостатка в мишенях.
И желания защищать кого либо, кроме своих соплеменников он тоже раньше не испытывал.
Под пальцами напряглось округлое плечо, открытое разорванным на груди и испещренным темными брызгами платьем. Наготу девушки скрывала лишь невесомая сорочка, приподнимаясь едва уловимо при каждом судорожном, нервном вдохе.