Пришла домой, сына дома не оказалось. Появился поздно ночью, пьяный и злой, упал на пол, трогать его не стала. А утром, растолкав на работу, отругала:
- Как тебе не стыдно, это же грех какой - жена брата! Зачем пристаёшь к ней?
- А если люблю её? Тебе не понять. У тебя всё как по полочкам: это можно, а это нельзя, другого не знаешь. Не знаешь, как сладка запретная любовь. Я за ними ещё со школьной скамьи подсматривал. Почему всё лучшее Рябому? - Так он обзывал брата, лицо которого было покрыто шрамами от оспы. - А ты меня спросила, чего я хочу? Чтоб Валька меня любила, чтоб бегала ко мне на свидания. Рябой, может, с войны не вернётся. Что ж добру пропадать? Война все спишет, - хохотнул он.
- Как ты можешь так говорить? - Сокрушалась мать. - Он же твой брат.
- Отстань, - зло выдохнул Пётр.
С похмелья болела голова; выпив рассол, пошёл на работу. Мечтал, как Илья, в кожанке с кокардой по деревне пройти, чтобы все девки рты разинули. Витая в облаках, не заметил, как подошёл к кузне. В горне горел огонь, как всегда первый пришёл Михайлович. Старый, но крепкий мужик работал бригадиром, он единственный, кто понимал в кузнечном деле. Ремонтировали сохи, трактора. Он тут же приказал Петру разбирать агрегат. Сам ни минуты не сидел без работы и бездельников не жаловал. Через полчаса пришли ремонтники, и работа закипела полным ходом. Нужно отдать должное: Петр хоть и был бабником, но от работы не отлынивал.
Ближе к обеду Фая, работающая на почте, занесла письмо, а Петру и Сергею вручила повестки, с работы их отпустили раньше. Спрятался и ждал Валю, глядя на дорогу, она же пряталась огородами. Позже, заглянув в школу, понял, что девушка его обхитрила, подумал:
- Далеко не ушла, догоню.
Тропка вилась под кручей, и в это время там никто не ходил. За окном октябрь, темнело рано; Валя спешила, радуясь, что Петр к ней не подошёл. Уже и дом был виден, когда её догнал похотливый и ненавистный деверь. Схватив за руку, потянул к себе, дерзко прохрипел:
- Вот теперь ты у меня попляшешь, думала, обхитришь? Дура, война всё спишет. Я хотел по - хорошему…
- Что тебе надо? - Закричала она. - Отстань, Илья тебя убьёт.
- Где твой Илья? - съехидничал негодяй. - Ау, Илья, где ты? Может, его убьют, а ты засохнешь.
При этом бесстыдно лапал её. Женщина его с силой оттолкнула. Это разозлило мерзавца. Не рассчитав силу, ударил Валю, она упала затылком на камень и потеряла сознание. Схватив жертву, поволок в заросли тальника. Походил он на голодного зверя, терзавшего свою добычу, и не мог насытиться. Сколько это продолжалось? Час? Два? Валя так и не пришла в сознание. Радости и счастья, о котором мечтал Петр, не случилось. Поняв, что натворил, испугался. Мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации:
"Теперь брат точно убьёт. Что же делать? Что"?
Решение в голове ещё не созрело, но машинально поволок девушку к реке. Хотел зайти глубже, но в сапоги набралась вода. Преступник заволок тело подальше, оттолкнул, не оглядываясь, пошёл прочь.
Дома мать уже знала о повестке, накрыла стол. Натопила баню и ждала сына. Он пришёл мокрый, злой. Мать хлопотала над ним, её сердце ныло от предстоящей разлуки.
- Сынок, иди в баню попарься, когда ещё придётся? Я тебе всё приготовила.
В предбаннике быстро зажёг лучину. Разделся - и на полок. Его разморило от тёплой печи, но ничего не радовало. Мозг, казалось, раскалился докрасна. Намылив мочалку, тёр и тёр своё тело, но не чувствовал чистоты. Понял: «Грязь не сверху, а внутри, её мылом не смоешь, даже таким душистым, которое привёз брат». Мать берегла его, но сейчас положила, чтобы угодить сыну.
Он вспоминал, как после семилетки поехал поступать в лётное, чтобы доказать всем, что он лучше Рябого. Но завалил первый же экзамен. Вспомнил, как стоял растерянный на вокзале, как ребята подшучивали, что в соколы не вышел. А Илья его поддержал:
- На следующий год поступишь, главное - готовиться и верить.
Приехав домой, забросил учёбу, пошёл работать. Он ненавидел брата, его поучающие письма. «Теперь всё, отомстил, а то и в школе Ильёй гордились, и жена любит, и Родина нуждается. Пусть теперь попробует».
Но было гадко внутри, такое дело провернул, а радости нет. Вылил на себя таз воды, последний раз окинул взглядом баню. «Как оно там, на войне будет? Может быть, и холодной водой не всегда помоешься»? – подумал он.
Дома, выпив стакан водки, подвинул к себе сковородку с глазуньей, поел и, упав на кровать, захрапел.
Валя, оказавшись в воде, пришла в себя; обхватив бревно, пыталась выбраться на берег. Рядом работала бригада сплавщиков, и, пока река не покрылась льдом, старались как можно больше переправить брёвен. Бригадир увидел её первым, вытащил из воды. Понял, что беда случилась с учительницей. Подводой отправил в город в больницу. Врач осмотрел молодую истерзанную женщину и подумал: «На войне калечат, и здесь урод нашёлся, а, может, и не один был».
Утро не принесло облегчения. Больная горела от высокой температуры. Когда Оля пришла её проведать, с порога спросила:
- Это Петька? Кроме него некому.
- Я прошу тебя, никто не должен знать, - испугалась Валя.
- Конечно, никому не скажу.
Приходил следователь, пострадавшая уверяла:
- Напали сзади, ударили тяжёлым. Ничего не помню.
Дело закрыли. Только свекровь, стоя на коленях, задавала один и тот же вопрос:
- Он?
Валя утешала её:
- Нет, мама, не плачьте, это не Петя.
Но Анна видела мокрые и грязные сапоги, фуфайку в крови. Догадалась, что это её сын - насильник, и ей матери с этим жить.
Утром проснулись, едва рассвело, идти до военкомата далеко. Разбудила сына, в мешок сложила продукты. Тогда - то и увидела, что фуфайка в крови. Пётр надел тулуп, хотя и старый, но тёплый, сапоги Ильи пригодились.
- Мне только до части доехать, выдадут новое, - виновато сказал Петр, вспоминая вчерашнее.
Молча, посидели перед дорогой, Анна благословила сына.
- Пора, ждать не будут, - вздохнул он.
Шли быстро, вскоре их догнала подвода. Оказывается, председатель дал коня, чтобы призывников доставить до станции.
- Садись, Петруха.
- Ну, давай, мам. Даст Бог, встретимся.
- Сынок, пиши. Может, Илью увидишь.
- Ну, и как ты себе представляешь? Где Илья, а где я. Ладно, не сердись.
Обнялись, и подвода поехала.
После Нового года пришла похоронка на Петра. Сначала после работы заходила помочь свекрови Валя, потом осталась жить, как просил Илья в письме. После войны Илью командировали в другой город, где в детском доме взяли девочку Надежду, Найдёнку - так ласково называла её Валентина Андреевна. После воспаления и многочисленных травм женщина не беременела. К тому времени она окончила биофак. По окончании службы Ильи Михайловича вернулись в деревню, отстроили дом. Воспитали ещё приёмного сына - Володю. Прожили счастливую жизнь. Михайлович, умирая, признался:
- Валюша, если бы мне ещё одну жизнь дали, я прожил бы её только с тобой, родная. Говорят, война всё спишет, но это не про меня, кроме тебя, я никого не знал.
Андреевна, смахнув слёзы, заверила:
- Я тоже жила только тобой.
- А тогда тебя мой брат изнасиловал? - неожиданно спросил муж.
- Что ты, Илюша, - испугалась женщина.
- Полно скрывать, мне мать всё рассказала: и про сапоги, и про фуфайку в крови.
Больному настолько было тяжело говорить, но он продолжил:
- Прости ему, Валя, за него прошу, брат я его, не могу с этим уйти. Погиб он смертью храбрых, надеюсь, что не только с бабами умел воевать.
- Я давно простила, - прижавшись к его руке, едва сдерживая слёзы, шептала она.
- Всё равно мы были счастливы, правда?
- Конечно, родной, мне всегда с тобой спокойно и хорошо жилось.
Михайлович закашлялся.
- Война всё спишет и уничтожит всех, - продолжил он, - кто злое творил. Жаль, что, не разбиралась она, а забирала самых лучших людей. Они ещё долго вспоминали молодость.
Это всё рассказала маме после смерти мужа Валентина Андреевна, женщина непростой судьбы, умеющая любить и прощать.