Вокруг Венеры I
Транзитом по мотелям,
по суткам и неделям,
в погоне за спиною,
разбит гранит травою.
Дождем убита крыша,
мотор совсем не слышно,
скрипят дверные стекла,
обивка вся намокла.
Осталась сигарета,
а в трубке ни привета,
вчера порвал рубаху.
Да хоть сейчас на плаху.
Неоном над стоянкой,
накрыт перед огранкой,
холодный я и рваный,
как кот у ног незваный.
Вокруг Венеры II
Вокруг Венеры вьётся
пустынный мотылёк,
то лбом ударит просто,
то упадет в платок.
Его язык нескладен,
потрепан он на вид,
никто, увы, не знает,
что он влетел в тупик.
Потом, холодным утром
найдут его крыло,
исчез из мира будто,
и больше нет его.
И все мы здесь, наверно,
простые мотыльки,
хватаем телом скверну,
не думая взойти.
Вокруг Венеры вьётся
пустынный мотылёк,
то лбом ударит просто,
то упадет в платок.
Вокруг Венеры III
Холодный неон, разбитые стёкла,
разорваны джинсы и кровь на щеке,
вчера мне хотелось, чтобы суббота,
закончилась мирно, костром на реке.
Но только Судьба махнула рукою,
ударив грозой и молнией в борт,
машину порвало ближайшей стеною -
и яхте моей последний здесь порт.
Очнувшись один на белой кровати,
(в тепле и уюте, снаружи шторма),
я мотылька в оконном квадрате
заметил и сразу зажмурил глаза.
Вокруг Венеры IV
И не было судьбы ужасней,
чем быть ненужным никому,
и мир в тонах от крови красный,
и ноль деяний по уму.
Ночное небо - как надежда,
что все потом уйдет во тьму.
И он идет, сорвав одежду,
и взгляд его в Ее плену.
И только точка надо всеми
велит ему шагать вперед,
Венера знает, он ей верит,
и глаз его, блестит, как лед.
Царапая белую стену
I. Долгий путь домой "Дружище, когда успел вернуться? Наверное, в дороге решил ты развернуться? Бежал сюда и спотыкался много, а отдых взял у моего порога. Ты тихо сел на край кровати и замер, как в чудном обряде. Совсем не ждал тебя я ныне и думал: ты сейчас в пустыне идешь навстречу жару с ветром, куда то в даль, к прохладе кедра, идешь всегда и путь твой вечен, через года я ждал сей встречи. Но ты решил нарушить кредо, оставил путь и бросил лето, чтоб холодом со мной напиться, и очень зря, ведь ты, как птица, погибнешь здесь со мной в неволе, тебе б свободу с ветром в поле." "Я просто зов услышал странный, он словно эхо со дна ванны, и звал сюда бежать скорее, как будто скоро твои двери вмуруют в стену черным камнем, и Мы ходить к тебе не станем. И что ж таить, ходить устал я, копить, утерянные миром, знанья, искать места, в которых не был, топтать ногами теплый пепел мечты, что сгинуть вон успела, пока с годами тихо тлела. И вот теперь ты слушай тихо Рассказ о том, какое лихо Несло меня в пути недавно. Сказал бы я, что было славно, Но ложь я сердцем презираю, Терпеть могу, но в ней страдаю. А мысли я вношу в блокнотик, Кладу на пояс, рядом кортик. Храню его, как в недрах замка. Что ты сказал? Завысил планку? Он дорог мне, как холст картине, Он мой же крик, что жил я в мире. И вот теперь его достану. Постой тянуться ты к стакану! Прочту кусок огромной сказки, Он небольшой и без развязки, Но ты послушай хоть немного, Ведь загниешь в своей берлоге: "Сегодня, право, видел много: и вот, пред баром у порога, я встретил львицу." Не смеяться! Ты вечный смех и может сдаться, ты будто шут с арены цирка, и плюс лишь в том, что это бирка, её ты сам способен скинуть. Иль хочешь в луже быть покинут? О чем же я? Ах да, о львице, она, как в пьяной небылице, была красива, словно ночь, мечтой рожденная точь-в-точь. "И я не побежал за юбкой, и в спину не кричал: "Голубка!", я тот, кто просто бросил след, я знаю, что ее побед хватает для пяти романов, по правде, мне такой не надо." "Постой, дружище, дай минутку, чтоб силу взять мне над рассудком, я вновь теряю пол и стены, я слышу голос, что по венам течёт, крича от жуткой боли, не выжил я б в подобной роли." II. Монолог со стеной "Судьба моя, ты здесь еще ль? Я нынче жалок, словно моль, и метки ставлю на стене, залил бы боль свою в вине, но нет его, лишь стол, кровать, царапин проклятая рать, и холод толстых белых стен. Все думают, что это тлен, но явно для меня барьер, без окон объявился всем, как щит от острых языков, где дверь закрыта на засов. А я здесь был и здесь останусь, не натяну на мачту парус, вперед пойти уж не смогу, я мощь сменил на прямоту, на сталь кинжала на лету, пронзая к черту паранджу. Какой тогда я был дурак! Сейчас я в стенах словно Снъяк, один сижу, мне думать вольно, хоть мысли могут делать больно, но лучше чем загнить живьем, не быть мне мертвых королем. И снова проведу гвоздем, в надежде, что дверной проем откроют руки тех людей, искавших в обществе зверей, волчат, что скалить не пытались клыки свои, но вряд ли сдались. И знаешь что? Я жду гостей из города, деревни и степей, они все там, идут куда-то, у них есть цель и плечи брата, что сил придаст в одно мгновенье. Идут они, пришло виденье. " III. Дым от храмов "Привет, дружище, ты ли это? Гляжу, ушел ты от заветов? Ушел с горы, оставив храмы, прочел молитвы, бросив планы, и в миг явился ты ко мне, застав молящего стене. Неужто ты, смотритель судеб не понял то, как это будет? Как бросят храмы в запустенье, как подведет тебя везенье, как ты придешь с вершин горы, как бросишь мысли-кандалы. Как помнишь ты, я здесь уж вечность. Прости меня, мою беспечность, я б был готов для нашей встречи, зажег на стенке эти свечи, что сам чертил, скребя ногтями, пока беседу вел часами. С особой той, что здесь со мной, ты можешь звать ее стеной. Она мой лучший друг и брат, она тот белый толстый плат, что скрыл меня от яда мира и это все моя квартира. Все это странно как-то слишком, я помню, будто двум мальчишкам сказал слова про эти стены, я выступал для них со сцены. Или постойте, так ли это? Я чушь несу, как в печь пеллеты. " "Постой, постой, молчи, дружище, ты много видно выпил нынче? Ты бел, как пол, глаза устали, цвета с волос давно уж спали, и слаб, как ствол гнилого древа. Тебе б воды, да корку хлеба. И да, ты верно все подметил, пришел, сменивший силы ветер, и я поджег остатки храмов, огнем невольным и без планов. Я жег бумаги, книги, письма, они пропали вслед за смыслом. Я все хотел забыть те числа, которых было словно листьев, я сжег десятки лет трудов, прошел свечами до холмов из сотен книг и тысяч мыслей и сплюнул на пол крови кислой. Я все отдал, чтоб здесь остаться и как-то думал было сдаться, но бросил мимо эти планы, ведь силы мне на что-то даны, а ты, мой друг, бросай терзанье, не прекращай свое дыханье! Ты нужен мне живой-здоровый и к революциям готовый, ты нужен всем такой, как раньше, без этих болей с криком фальши, разбей ударом эти стены, я не терплю твоей замены!" "Прости, мой друг, но я способен, лишь слушать звон с тех колоколен, что бросил ты в глухих местах, теперь ты чувствуешь лишь страх, пред тем, что жизнь тебе готовит, боишься, что за горло словит. Я знаю то, ведь сам такой же, я выжил чудом в жуткой бойне, я дал народу луч надежды, но кровь залила нам одежды, и я сбежал с толпой изгоев, с толпой непризнанных героев. И что скажу: вернуться к грязи, в которой мы тогда увязли, в которой мы, спиной к спине, тонули, как беда в беде, что раз за разом приходила и нас в отчаянии топила, я не хочу ни разу больше, я протяну не многим больше, чем мой товарищ под огнем и вслед затоптанный конем, а посему прошу уйти, мне лучше здесь, в моей тени. " IV. Немое кино "... и черт побрал бы всех из них, кто по углам засел, затих, кто ночью бродит по дворам, кто был и есть то тут, то там, кто в дверь стучится в ночь ко мне, кто мчится к ней, как на стреле. Я ждал бы их, но слишком больно смотреть на то, насколько вольно живется каждому из них. Не знал бы всех, так бы и стих, но я их создал, я раскрасил, жалеть не стал на смазку масел машин, что сложностей не знали, что шли туда, где сразу пали, все те, кто выбрал ту дорогу, в которой в грязь, как будто в воду, а я же шел по спинам верных своих людей в дыханьи скверны. Ответы вновь искал в стакане, но дно пусто, и где-то в плане я брешь нашел, что воду лила, и кровью сплошь моя квартира покрылась в миг, а я тонул, спасал всего лишь старый стул. И в ту секунду все прошло, я словно был в немом кино, я жадно воздухом давился, я будто заново родился, но после смерти, после ада, проснулся я - прошла декада. И пот замерз на слабом теле, я был убит, как в самом деле, а руки-ноги - две веревки, и не хватило мне сноровки, чтоб просто встать, держась за стену, я помню лишь вот эту сцену... " V. Хребты безумия "Я ждал тепло и эти стены, я чую, как оно по венам бежит и топит сердца льдины, я чую, что вернутся силы, я снова здесь, нашел дорогу, развеял ты мою тревогу. И знал бы ты мои заботы, сбежал я с ними от работы, но я хотел их там оставить и жизнь во льдах свою разбавить. Но вот снега остались сзади, белеть остались только пряди моих волос, что белым цветом вовек росли в подмирье этом, где лед сковал в глубинах пламень, где замерзает даже камень, где воздух режет лучше сабли, где раз за разом ищешь грабли, ведь мысли мерзнут на морозе. Нас мир готовил к этой дозе мороза, тьмы, убийцы-ветра, где видно все не дальше метра, мы шли вперед, полны надежды, и ветер рва