но Снъяк, один сижу, мне думать вольно, хоть мысли могут делать больно, но лучше чем загнить живьем, не быть мне мертвых королем. И снова проведу гвоздем, в надежде, что дверной проем откроют руки тех людей, искавших в обществе зверей, волчат, что скалить не пытались клыки свои, но вряд ли сдались. И знаешь что? Я жду гостей из города, деревни и степей, они все там, идут куда-то, у них есть цель и плечи брата, что сил придаст в одно мгновенье. Идут они, пришло виденье. " III. Дым от храмов "Привет, дружище, ты ли это? Гляжу, ушел ты от заветов? Ушел с горы, оставив храмы, прочел молитвы, бросив планы, и в миг явился ты ко мне, застав молящего стене. Неужто ты, смотритель судеб не понял то, как это будет? Как бросят храмы в запустенье, как подведет тебя везенье, как ты придешь с вершин горы, как бросишь мысли-кандалы. Как помнишь ты, я здесь уж вечность. Прости меня, мою беспечность, я б был готов для нашей встречи, зажег на стенке эти свечи, что сам чертил, скребя ногтями, пока беседу вел часами. С особой той, что здесь со мной, ты можешь звать ее стеной. Она мой лучший друг и брат, она тот белый толстый плат, что скрыл меня от яда мира и это все моя квартира. Все это странно как-то слишком, я помню, будто двум мальчишкам сказал слова про эти стены, я выступал для них со сцены. Или постойте, так ли это? Я чушь несу, как в печь пеллеты. " "Постой, постой, молчи, дружище, ты много видно выпил нынче? Ты бел, как пол, глаза устали, цвета с волос давно уж спали, и слаб, как ствол гнилого древа. Тебе б воды, да корку хлеба. И да, ты верно все подметил, пришел, сменивший силы ветер, и я поджег остатки храмов, огнем невольным и без планов. Я жег бумаги, книги, письма, они пропали вслед за смыслом. Я все хотел забыть те числа, которых было словно листьев, я сжег десятки лет трудов, прошел свечами до холмов из сотен книг и тысяч мыслей и сплюнул на пол крови кислой. Я все отдал, чтоб здесь остаться и как-то думал было сдаться, но бросил мимо эти планы, ведь силы мне на что-то даны, а ты, мой друг, бросай терзанье, не прекращай свое дыханье! Ты нужен мне живой-здоровый и к революциям готовый, ты нужен всем такой, как раньше, без этих болей с криком фальши, разбей ударом эти стены, я не терплю твоей замены!" "Прости, мой друг, но я способен, лишь слушать звон с тех колоколен, что бросил ты в глухих местах, теперь ты чувствуешь лишь страх, пред тем, что жизнь тебе готовит, боишься, что за горло словит. Я знаю то, ведь сам такой же, я выжил чудом в жуткой бойне, я дал народу луч надежды, но кровь залила нам одежды, и я сбежал с толпой изгоев, с толпой непризнанных героев. И что скажу: вернуться к грязи, в которой мы тогда увязли, в которой мы, спиной к спине, тонули, как беда в беде, что раз за разом приходила и нас в отчаянии топила, я не хочу ни разу больше, я протяну не многим больше, чем мой товарищ под огнем и вслед затоптанный конем, а посему прошу уйти, мне лучше здесь, в моей тени. " IV. Немое кино "... и черт побрал бы всех из них, кто по углам засел, затих, кто ночью бродит по дворам, кто был и есть то тут, то там, кто в дверь стучится в ночь ко мне, кто мчится к ней, как на стреле. Я ждал бы их, но слишком больно смотреть на то, насколько вольно живется каждому из них. Не знал бы всех, так бы и стих, но я их создал, я раскрасил, жалеть не стал на смазку масел машин, что сложностей не знали, что шли туда, где сразу пали, все те, кто выбрал ту дорогу, в которой в грязь, как будто в воду, а я же шел по спинам верных своих людей в дыханьи скверны. Ответы вновь искал в стакане, но дно пусто, и где-то в плане я брешь нашел, что воду лила, и кровью сплошь моя квартира покрылась в миг, а я тонул, спасал всего лишь старый стул. И в ту секунду все прошло, я словно был в немом кино, я жадно воздухом давился, я будто заново родился, но после смерти, после ада, проснулся я - прошла декада. И пот замерз на слабом теле, я был убит, как в самом деле, а руки-ноги - две веревки, и не хватило мне сноровки, чтоб просто встать, держась за стену, я помню лишь вот эту сцену... " V. Хребты безумия "Я ждал тепло и эти стены, я чую, как оно по венам бежит и топит сердца льдины, я чую, что вернутся силы, я снова здесь, нашел дорогу, развеял ты мою тревогу. И знал бы ты мои заботы, сбежал я с ними от работы, но я хотел их там оставить и жизнь во льдах свою разбавить. Но вот снега остались сзади, белеть остались только пряди моих волос, что белым цветом вовек росли в подмирье этом, где лед сковал в глубинах пламень, где замерзает даже камень, где воздух режет лучше сабли, где раз за разом ищешь грабли, ведь мысли мерзнут на морозе. Нас мир готовил к этой дозе мороза, тьмы, убийцы-ветра, где видно все не дальше метра, мы шли вперед, полны надежды, и ветер рвал на нас одежды. Мы там нашли Хребты безумья, шагнули дальше без раздумья, и тут же тьма настигла нас, пространство залил странный газ, мы все рассудок потеряли, я видел все - они кричали. Нас гнали прочь, наотмашь ветром, и в спины били плотным снегом, а ночь кричала злобным воем. Смирились мы все с этим боем и, бросив все, ушли в глубины, где Смерть роняет с неба льдины, где свет пропал, луны не видно, я бросил всех, за это стыдно, я жизнь спасал, тонул в сугробах, идя в замерзших черных водах, кричал вперед и слушал эхо, я весь зарос из льда доспехом. Меня нашли, но кто не знаю, я понял, что под солнцем таю, пустырь сдувал остатки льдинок, он выдул все ростки травинок, убил себя своей же силой, явившись мне сухой могилой. Но ты не дал уйти навечно, ты спас меня своей же речью, что в стену врезал, сам не зная кого зовешь к дверям сарая, в котором от зверей скрывался, что на цепях держать пытался. Ты знал меня с порога детства, сбежать хотел, не знав соседства, делить свой разум не желал со мной, что вечно убегал от зла, что сам творил специально, твой свет крадя, как вор, нахально. " "Ты прав, давно я помню голос, тогда не понял, что кололось сознанье, словно топором, тогда я утром за столом погас и ожил через сутки, казалось, это просто шутки, но смех тонул в пучинах страха, я был на грани, жаждал краха, завел себе "чумной" блокнот, часы считал - пришел цейтнот. Я думал то, что ты чума, идешь туда, где прячусь я. Но после понял все секреты, я понял то, что мимо света иду, тобой во тьму ведомый, с дорогой явно не знакомый, я понял, что спасаться надо, бежать от стен больного града. Я суть твою во льды вморозил, в глубины тьмы в аду забросил. Считал тебя кошмаром детства, считал погибшим, но наследство, что ты оставил мертвым грузом, огромной стало мне обузой. И ты явился так внезапно, чтоб я вкусил свою расплату? Пришел сюда, откуда выход имеет только белый ирод, что входит в дверь, когда я сплю, следит за тем, что я пишу?" VI. Беседа с Пустотой "Опять один в прохладном мраке, тону в холодном вязком шлаке теней былых великих мыслей, теперь больших тупых бессмыслий, что вновь проснулись с жизнью боли, явился он, подсыпав соли в десятки ран - в мои стигматы, огнем пропитаны канаты, что грудь сдавили, все сдавив, оставив нас совсем одних, меня и странное созданье, что долго ест мое сознанье. Он как летящий черный вирус, съедает жизнь, как век папирус, он был во мне все те года, когда срывал я провода, с безумством я решил лукавить, чтоб власть отнять и телом править. Вот знаешь, что он делал в свете? Вставая рано на рассвете, он знал уже, какие нити в его рубаху нынче вшиты, он шел по плану к новой цели, влезал всегда в любые щели. Я тень его, что став реальной, решила стать такой нахальной, что свет отняла у отца, чтоб он не рвал людей сердца, я должен быть его частицей, и я лишь тень, в миру крупица. " "Отбрось свои пустые слезы, ты был и есть, а это грезы того, кто правил бы тобой, коль ты утратил бы покой, забыл свои людские чувства. В мирке твоем еще не пусто... " "Неужто ты смогла ответить? Смогла проблемы мои встретить? Ты здесь со мной, жива отныне, жива в горящем моем мире, и не молчи секунды меньше, не одинок я, как и прежде. Ко мне приходят, правда люди, но чувство, будто их на блюде приносят каждый божий день, те люди, коим век не лень следить за мной, держа за дверью, идя за странной темной целью. " "То знать, увы, я в век не в силах, зачем они, как нож на жилах, следят за тем, что белой маской живет во мне в глубинах краски, что каждый день наносят ночью, я вижу то всегда воочию". VII. Фонтаны грязи "Здесь чисто, стены светят, их руки твои тихо метят, приятно здесь и мило очень, пришел сюда, вот это ночка! Оставил все в глубокой луже, оставил все, тебе я нужен. Я еле вылез из колодца, держась за рвущиеся кольца, вонзенные в гнилые стены. Я рвал о них живые вены, я сбил в ничто больные ноги, я вылез, но в глубоком шоке. Я жить хотел, хотел остаться, хотел сорваться резко с плаца, где был привязан для позора. Не вижу стены коридора, здесь все темно, и я невольно смолой дышу - на раны солью. Где я сейчас? И кто со мною? Куда снесен с реки волною? Я чую то, что кто-то рядом, следит за мной усталым взглядом. Скажи мне все, что столь терзает, услышу голос в птичьем грае". "Все просто, друг, уж нет вопросов, осталось мало прочных тросов, что держат всех в моем сознаньи, их я познал в своем страданьи, впустил в мои пустые стены, и лишь они всегда нетленны. Что дальше будет, мне не важно, ведь врядли снова станет страшно, я все стерпел, пройдя пороги, прошел последние дороги, я видел все, все чувства знаю, хочу я только чашку чая". "А ты идешь к своей калитке, где дом, трава и маргаритки, где тихо, мирно и у