на нас одежды. Мы там нашли Хребты безумья, шагнули дальше без раздумья, и тут же тьма настигла нас, пространство залил странный газ, мы все рассудок потеряли, я видел все - они кричали. Нас гнали прочь, наотмашь ветром, и в спины били плотным снегом, а ночь кричала злобным воем. Смирились мы все с этим боем и, бросив все, ушли в глубины, где Смерть роняет с неба льдины, где свет пропал, луны не видно, я бросил всех, за это стыдно, я жизнь спасал, тонул в сугробах, идя в замерзших черных водах, кричал вперед и слушал эхо, я весь зарос из льда доспехом. Меня нашли, но кто не знаю, я понял, что под солнцем таю, пустырь сдувал остатки льдинок, он выдул все ростки травинок, убил себя своей же силой, явившись мне сухой могилой. Но ты не дал уйти навечно, ты спас меня своей же речью, что в стену врезал, сам не зная кого зовешь к дверям сарая, в котором от зверей скрывался, что на цепях держать пытался. Ты знал меня с порога детства, сбежать хотел, не знав соседства, делить свой разум не желал со мной, что вечно убегал от зла, что сам творил специально, твой свет крадя, как вор, нахально. " "Ты прав, давно я помню голос, тогда не понял, что кололось сознанье, словно топором, тогда я утром за столом погас и ожил через сутки, казалось, это просто шутки, но смех тонул в пучинах страха, я был на грани, жаждал краха, завел себе "чумной" блокнот, часы считал - пришел цейтнот. Я думал то, что ты чума, идешь туда, где прячусь я. Но после понял все секреты, я понял то, что мимо света иду, тобой во тьму ведомый, с дорогой явно не знакомый, я понял, что спасаться надо, бежать от стен больного града. Я суть твою во льды вморозил, в глубины тьмы в аду забросил. Считал тебя кошмаром детства, считал погибшим, но наследство, что ты оставил мертвым грузом, огромной стало мне обузой. И ты явился так внезапно, чтоб я вкусил свою расплату? Пришел сюда, откуда выход имеет только белый ирод, что входит в дверь, когда я сплю, следит за тем, что я пишу?" VI. Беседа с Пустотой "Опять один в прохладном мраке, тону в холодном вязком шлаке теней былых великих мыслей, теперь больших тупых бессмыслий, что вновь проснулись с жизнью боли, явился он, подсыпав соли в десятки ран - в мои стигматы, огнем пропитаны канаты, что грудь сдавили, все сдавив, оставив нас совсем одних, меня и странное созданье, что долго ест мое сознанье. Он как летящий черный вирус, съедает жизнь, как век папирус, он был во мне все те года, когда срывал я провода, с безумством я решил лукавить, чтоб власть отнять и телом править. Вот знаешь, что он делал в свете? Вставая рано на рассвете, он знал уже, какие нити в его рубаху нынче вшиты, он шел по плану к новой цели, влезал всегда в любые щели. Я тень его, что став реальной, решила стать такой нахальной, что свет отняла у отца, чтоб он не рвал людей сердца, я должен быть его частицей, и я лишь тень, в миру крупица. " "Отбрось свои пустые слезы, ты был и есть, а это грезы того, кто правил бы тобой, коль ты утратил бы покой, забыл свои людские чувства. В мирке твоем еще не пусто... " "Неужто ты смогла ответить? Смогла проблемы мои встретить? Ты здесь со мной, жива отныне, жива в горящем моем мире, и не молчи секунды меньше, не одинок я, как и прежде. Ко мне приходят, правда люди, но чувство, будто их на блюде приносят каждый божий день, те люди, коим век не лень следить за мной, держа за дверью, идя за странной темной целью. " "То знать, увы, я в век не в силах, зачем они, как нож на жилах, следят за тем, что белой маской живет во мне в глубинах краски, что каждый день наносят ночью, я вижу то всегда воочию". VII. Фонтаны грязи "Здесь чисто, стены светят, их руки твои тихо метят, приятно здесь и мило очень, пришел сюда, вот это ночка! Оставил все в глубокой луже, оставил все, тебе я нужен. Я еле вылез из колодца, держась за рвущиеся кольца, вонзенные в гнилые стены. Я рвал о них живые вены, я сбил в ничто больные ноги, я вылез, но в глубоком шоке. Я жить хотел, хотел остаться, хотел сорваться резко с плаца, где был привязан для позора. Не вижу стены коридора, здесь все темно, и я невольно смолой дышу - на раны солью. Где я сейчас? И кто со мною? Куда снесен с реки волною? Я чую то, что кто-то рядом, следит за мной усталым взглядом. Скажи мне все, что столь терзает, услышу голос в птичьем грае". "Все просто, друг, уж нет вопросов, осталось мало прочных тросов, что держат всех в моем сознаньи, их я познал в своем страданьи, впустил в мои пустые стены, и лишь они всегда нетленны. Что дальше будет, мне не важно, ведь врядли снова станет страшно, я все стерпел, пройдя пороги, прошел последние дороги, я видел все, все чувства знаю, хочу я только чашку чая". "А ты идешь к своей калитке, где дом, трава и маргаритки, где тихо, мирно и уютно, где птичий щебет поминутно звучит везде, на синем небе. Там мир, где не мешают цепи. Но чую я, что ты не сильно спешишь уйти, смешавшись с пылью, ты сдался, друг, ты тушишь пламя, ты рвешь руками наше знамя, что сам поднял в грязи руками, ты сшил его со мной грехами". "Молчи, ты лжешь, я не был тварью, дышал тогда твоей я гарью, ты вел меня, как те другие, когда к моим словам глухие, они тащили белый свет у тех, кого я думал нет". "Раскрою то тебе, что знаю, хоть память много лет теряю, все то, что помнишь, год за годом, все правда, что большим сугробом лежит горой - Хребтом безумья, там был и еле сбег от пуль я. Ты жил спокойно, бед не зная, но разум твой, тихонько тая, сподвиг тебя сражаться ручкой, ты стал для многих черной тучкой, что дождь лила на лысый череп, и вот уже ты в диспансере. Ты здесь пропал, совсем сломался, хоть все в себе держать пытался. Тебя Они в чертог загнали, хотя ты думал, что устали все мысли, что тебя терзали в холодном белом одеяле. И ты ушел, ушел куда-то, не зная, что придет расплата, не зная, что сюда вернешься, не зная, что потом загнешься, и кафель, больно, как камнями в хребет войдет, скребя ногами". VIII. Мешок "Не знаю что, но все затихло, я слышу, как запахла пихта, я вижу парк, свою дорогу, держу я в сумке только воду. Хотя, постойте, как-то странно, я вижу то, что так желанно. Я помню все, откуда только? Откуда здесь играет полька? Откуда люди, солнце, ветер? Когда я снова это встретил? Я помню все, хоть лет десяток прошло, стоптав до голых пяток ботинки, что всегда носили все люди, что ночами пили, теснились долго в жарких пабах и молча били самых слабых. Но не был я их лучшим другом, не встал в цепочку рядом с кругом, в котором шли живые тени, в котором все уж песни спели, в котором я стоять боялся, когда так яро защищался. Теперь я помню все секунды, что бьют меня, как ветер тундры. Но вот возникли две проблемы: Куда исчезли мои стены? Какие силы все вернули, смахнувши небо, словно пули в разгар Войны - фонтаны крови, что сплошь облили землю в поле. И раз уж снова это вижу, подставлю солнцу свою спину, пойду туда, куда потянет, пойду туда, до куда память, еще не стерла мел с асфальта, оставив мне кусочек скальпа, кусочек прошлого, что снова, держа со мной мешок улова, все тащит тело за собой и бьет с размаху на убой, коль дырку разорвать пытаюсь, я вспомнил все, за это каюсь. " IX. Удушение "Тот самый бар, что ясно помню, где пил текилу с горькой солью, но вот дела, здесь снова люди, закуски кучей в грязном блюде, здесь шум и гам, здесь крики женщин, неужто сон явился вешним? И что же я обязан сделать? Вернуть себе расчет и смелость? Ведь в те года, подобно марле, я был размят - являлся мямлей, тогда меня в ведро макали, чтоб все тревоги мигом спали. Виной всему - простое чувство, как брат родной чете Безумства. Любовь моя разбила стены, она врезалась в мои вены холодной ржавою пилою, держа ее гнилой рукою. Сюда пришел залить страданья и шел так гордо, словно лань я, хоть ноги были словно бревна, а в горле плавилась жаровня. Ногой открыл двойные двери, шагнул туда, где скачут звери. И тут столкнулся с милой дамой, с улыбкой доброй, чуть лукавой, она смотрела грустным взглядом, как будто видя, каким ядом пропитан я с макушки к пяткам. "Беги-ка лучше без оглядки! Не видишь, я пришел забыться и с памятью своей проститься, пускай эффект тот испарится, но хоть денек побуду птицей, с земли уйду, забуду лица". Она же, тихо улыбнулась и грациозно развернулась, пошла вперед, маня шагами, неся свой запах с волосами, а я поддался женским чарам, за ней пошел, в пучине пара. И так прошли два дня угара, она со мной совсем устала, мы пили с ней с утра до ночи, матрац порвали вместе в клочья. Но память вновь вернулась взрывом, вернулась мне ужасным срывом. И я убил, душил руками, держа за шею, мягче шали, она кричала, билась в муках, а я молчал в прекрасных звуках, в звучаньи власти над телами, пока мне в дверь не постучали. И я очнулся. Из жара вышел с громом пульса, я был в грехах, забывши время, не то взошло в сознаньи семя. Пришлось оставить все, что было, осесть в горах, где жизнь застыла. Мой страх звериный бился пульсом, а я спасался лишь искусством, но толку ноль в бумаге с ручкой, и я терялся вновь с отлучкой, не помня местность, боль, одежду, я был уже не тот, что прежде". X. Крыша из камня Пришлось бежать довольно долго, устать, поспать и снова в Волгу, держась за руль, зевать часами, все чуя холод под ногами. В окне уж скоро будут горы, куда бегут убийцы, воры. И я ушел, наверх в сторожку, а снег завеял мне дорожку, я шел в сугробах, мерзли руки, терпеть не мог с теплом разлуки. Но сам нашел, о чем лишь слышал, я к старым храмам в камне вышел. Тот холод жуткий в