— Знаю. Шумная личность. Кидается на всех, кто в партизанах не был. И выпивает… Однако человек заслуженный. В области его уважают. А что ты его вспомнил, Алексан Саныч?
— Встречу я с ним имел. Нынче. Интересовался данный человек почтовыми довоенными бумагами. Которые мы с вами вывозили, да не вывезли… товарищ Полысаев!
— Какой еще Полысаев, когда Полетаев! — грубым голосом поправила дядю Сашу хозяйка дома.
«К чему бы это?» — мелькнуло у Валуева.
А пышная дама в кистях покопалась страшными багровыми ногтями под вешалкой и — раз! — отшвырнула в сторону Валуева какие-то тапочки мужские. Дядю заставили снять сапоги. Натянул он эти войлочные тапочки и почувствовал себя без сапог и пальто, как без штанов… Настолько беспомощно почувствовал, что оглянулся на свои, изъятые, вещи.
Хозяйка плавно, без суеты накрыла на стол. Положила всем на тарелочки колбасы копченой лепестков по пяти, селедочки, сырку — всего понемногу.
«Господи!» — вздохнул дядя Саша и поскреб нос.
Выпили из больших рюмок-стаканчиков. Дама наравне со всеми.
«Сильная женщина… И характер, видать, крепкий, мужеский».
— А мой-то с курсов чего пишет… Живу, грит, впроголодь. От столовской пищи «абжога». Так и написал, грамотей плюшевый. «Вспоминаю, грит, твои шти со снетками, и плакать хотца!» Это он щи, извините, вспоминает, а до меня ему, козлу, дела нет!
Полысаев успокаивающе похлопал дамочку по плечу.
— Я вот тихого гостя к тебе привел. Покорми, приветь… Поговорить мы с ним должны. Один исторический факт осмыслить. Ешь, дядя Саша, оттаивай. А я погожу, покуда не подобреешь… Ты ведь злишься на меня? Злишься. Бросил я тебя при отступлении…
— И почту бросил. А денежки прихватил.
— Денежки, говоришь? Так во-он ты куда! Значит, денежками попрекаешь? Огненными, кровавыми, пламенными…
— Прежде всего — казенными. Почтовыми, товарищ Полысаев!
— Да почему «Полысаев», если Полетаев?! Фамилии не запомнить! Тоже мне гости…
— Денежки, дядя Саша, разбомбило. Не переживай ты за них. Все пожгло, поразметало. Во время военных действий. Никто их с той поры не видел. Не было их, денежек… Сказки.
— Были денежки. Война в воскресенье началась. Не до денежек людям сделалось.
— Про все-то ты, дядя Саша, знаешь. Как волшебник. Допрашиваешь?
— А вы лучше товарищу Коршунову расскажите. Интересуется он… — «Вру, и врать хочется!» — веселил себя Валуев. А вслух продолжал:
— Вы меня тогда бросили на произвол судьбы, товарищ Полысаев. С малолетними племянниками. Из-за вас я в оккупацию попал. Из-за вас мне теперь жить не хочется. Потому что так жить нельзя, как я живу… В прежние годы меня бы великомучеником признали. За мою жизнь. И решили мы с товарищем Коршуновым, с партейцем неподкупным, на чистую, значит, вас воду вывести. Пусть люди узнают, на что Полысаев колбаску нынче ест. И селедочку разную! — Дядя Саша втянул вместе с губами в рот водочку, крякнул и уже намеревался плюнуть на пол, как вдруг женским басом громыхнула по нему хозяйка:
— Чего губы-то жуешь?! Я те плюну, шкилет! Наелся… Полысаев, Полысаев — знай твердит! Фамилии не выговорить, а туда же, о денежках бренчит… Хто ты такой?!
Дамочка схватилась за концы пухового платка, перекрестила их под подбородком, стягивая злобно, словно желая задушить себя таким способом. Затем она угрожающе поднялась и, как птица, нависла над дядей Сашей.
— Почему же… Мы фамилии хорошо знаем. И свою, и товарища Полысаева в том числе.
— А ты протри очи, пьянь подорожная! На кого едешь?! — заорал вдруг доселе уравновешенный Полысаев. — По ком панихиду справляешь, шибздик?! А вот накось, читай! Что это? Что это, спрашиваю?
— Это паспорт… Натуральный. Постоянного действия… — С восхищением разглядывал дядя Саша документ. — Со штемпелем…
— А ты читай, читай, грамотей! Между глаз бы тебе штемпель поставить за такие слова гадкие… Вот читай: По-ле-та-ев! Полетаев я, Петр Ильич. Понял? И тебя, доходягу, впервые вижу!
— Это как же?.. Полетаев? Почему Полетаев?
— Потому что вы есть пьяный! В чужой дом вломившись! В тапочки моего мужа влезли. А ну, беги отсюда, иначе свяжем и в подвал! Крысам на гравировку! — перешла с баса на шепот хозяюшка.
— Ладно… Ухожу. Чего там… Кушайте сами. И тапочки сниму. Зачем они мне?
Валуев сковырнул тапочки с ног. Прошел к вешалке одеваться. Достал из кармана и машинально пристегнул к шее бумажный галстук. Набросил на плечи пальто, кепку нахлобучил. И так, не обуваясь, разутый стоял, повернувшись лицом к хозяевам.