– Подожди, никуда не уходи, – появился он в полотенце перед девушкой, которая собиралась с ним распрощаться. – Уже поздно. Я отвезу тебя.
– Хорошо, но я на минутку. Выйду и сейчас приду.
Мысль о том, что там, у входа в административный корпус, ее ждет Хоменко, неприятно саднила у нее в мозгу. А может быть, уже и не ждет. Ведь прошло часа три с того момента, как она вошла в кабинет к Ларину.
Нет, она не ошиблась. Хоменко ждал ее.
– Ну как? Все нормально? – сразу спросил Роман.
– Все хорошо. – Оксана просто светилась.
– Я же тебе говорил, что Ларин – классный мужик.
– Да, классный, – думая о чем-то своем, с улыбкой проговорила Оксана.
– Ну что, идем домой? – спросил Роман.
– Нет, – сразу сникла Оксана. – В общем, ты иди. Рома, уже поздно. А меня отвезут.
– Что значит – отвезут. Кто отвезет? Да я сам тебя отвезу. Давай одевайся, и поехали.
Она отвела глаза и тихо сказала:
– Не надо, Роман. Оставь меня сейчас. И вообще… – Она, не договорив, замолчала.
Роман, приподняв ее за подбородок, внимательно посмотрел ей в глаза. И вдруг все понял, каким-то шестым чувством почуял – и про Ларина, и про то, чем они занимались сейчас в его кабинете.
– Лучше бы тебя уволили, – сказал он таким глухим голосом, от которого кровь застыла внутри.
Он развернулся и пошел от Оксаны прочь.
«Может быть, так оно и лучше? И никаких объяснений!» – подумала девушка, но на душе было нехорошо.
Оксана с трудом оторвалась от воспоминаний и снова прислушалась к разговору в кабинете. Все так же собранно и сурово излагал полковник Чернов:
– Есть данные, что на вокзалы и в аэропорты засланы террористические группы. Возможно, они состоят из одного или нескольких человек. В Москве им светиться вовсе нет смысла, поэтому они прибудут сюда именно сегодня. Скорее всего, перед самым отбытием Кантемирова.
– Ничего себе, – сказал Ларин. – Откуда у них-то такая осведомленность?
Чернов нервно похрустел пальцами.
– Есть у нас еще предатели, – начал он неопределенно, а потом вдруг приблизился к Ларину и почти зашептал:
– Есть у нас большое подозрение, что самому Кантемирову это покушение будет на руку.
– Как это? – не понял Ларин.
– Очень просто. Кантемиров знает, что охраны вокруг него – куда там президенту! И во время покушения с него и волос не упадет. Зато шуму будет – Кантемиров сразу герой.
– Ясно, – криво усмехнулся Ларин.
– Поэтому мы принимаем все меры к тому, чтобы была усилена проверка любого приходящего в Москву транспорта, включая поезда, – снова перешел на официальный тон Чернов. – Особенно поезда проверяются как таможенными службами, линейной милицией, так и нашими ребятами.
– Да уж, поезда сейчас шерстят вовсю, – впервые за все время разговора подал голос помощник Чернова.
Часть операции, касающаяся прибывающих в Москву поездов, лежала как раз на нем. В поездах ехали переодетые в штатское агенты, следили за всеми подозрительными личностями и сдавали их при первой же возможности линейной милиции или пограничникам.
Неожиданно что-то с грохотом упало в комнате для отдыха. Чернов осекся на полуслове. Замерли и помощники.
– Там кто-то есть? – спросил Чернов.
– Да так, – обреченно вздохнул Виктор Андреевич.
Но Чернов уже входил в соседнюю комнату. Следом за своим шефом туда двинулись и помощники.
– Здравствуйте, – виновато улыбнулась им Оксана.
"Хорошо, что еще одеться успела, – с некоторым облегчением подумал Ларин.
– И в порядок себя привести".
– Кто это? – бесцеремонно тыкнул пальцем в Оксану Чернов.
– Это кассир наш. Это своя, – сбивчиво заговорил начальник вокзала.
– Да вы в своем уме? – взорвался полковник. – Какая «своя»? Вы понимаете, о чем идет речь?
– Товарищ полковник, все будет нормально. Не волнуйтесь. Все хорошо! – побледнев, оправдывался Ларин. – Здесь ничего не было слышно. У нас отличная изоляция.
– Что она здесь делала? Почему тут находится? – продолжал разоряться Чернов.
Ларин вспыхнул и замолчал.
– Почему не отвечаете, когда я вас спрашиваю? – Леонид Константинович забыл, что он не на допросе.
Помощники уже давно дергали шефа за рукав и многозначительно улыбались, а тот все никак не мог понять щекотливость ситуации.
– А, елки! – наконец дошло до него. – Вот же блин! Ну вы, Ларин, даете! – с завистью оценил он завидную прыть своего ровесника.
Виктор Андреевич криво улыбнулся.
– Иди, Оксана, работай! – сказал он девушке.
– Вот именно, работай, – повторил ей Чернов и, повернувшись к Ларину, многозначительно подмигнул ему – мол, ты орел!
– Прекратите ваши подмигивания, – просипел Ларин. – Это моя невеста.
«Тем, кто дождется сегодняшнего вечера, я обещаю небольшой сюрприз. А тем, кто не дождется, – счастливого, пути».
– А это кто? – иронично спросил Чернов, кивнув в пустоту, но явно имея в виду голос дикторши. – Ваша жена?
– Артистка. Она у нас последний день работает, – стал оправдываться Ларин.
– Детский сад, – развел руками фээсбэшник.
Глава 31
ФАЛОМЕЕВ
Он видел, как толстуха подошла принять заказ.
– Двойной кофе и рюмку коньяку, – заказала фифа (для толстухи такие были фифами) и посмотрела в окно.
Заказывая, она не смотрела на официантку.
– Кофе и коньяк могут подать и в баре.
Официантку всегда раздражал этот тип женщин. Она старалась сдерживаться, чтоб не турнули, при ее комплекции не так-то просто найти хлебное место, но получалось не всегда.
– Милая, с утра я и так стоптала каблуки «по самое не балуйся», так что будь любезна, принеси, что заказали, а потом мы вместе подумаем, не съесть ли нам чего-нибудь сладенького. Не против?
Клиентка попала в самую точку. Толстуха фыркнула и пошла выполнять заказ.
Фаломеев, как водолаз, дважды глубоко вздохнул, зачем-то застегнул, а потом снова расстегнул пиджак и решительно направился к даме.
Та в ожидании заказа отчужденно смотрела в окно на привокзальную площадь.
Откровенно говоря, там не было ничего интересного. Ну машины… люди… гаишник выдавливает из транзитника стольник… Но не смотреть же на рожи командированных или пьяницу обалдуя, с утра жравшего шампанское в центре зала.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как к столику кто-то подходит.
Кто-то, но точно не официантка. Наверное, тот смазливый хлыщ, что вязался еще в баре. Сейчас она его отбреет.
Надо же, садится…
Дама повернула к нему свое прекрасное, одухотворенное лицо с грустными темными глазами цвета несорванной сливы, с таким же голубым налетом, которого еще не касались пальцы. Вот в них мелькнула тень удивления. Вот приоткрылись чуть припухшие губы, и дама заговорила. Без гнева и иронии. С ним. С Фаломеевым.
Черт возьми, мелькнуло у дамы с некоторой долей обиды, не он. Не тот из бара… Придурок с шампанским. Мешки под глазами. Рубашка не первой свежести.
Щетина. Все ясно. Лицо простое. Крутят его наверняка местные девки, и не может, бедолага из Уренгоя, до югов добраться. Пожалеть некому. А пожалеют – еще хуже – привяжется, как собачка.
Какие у нее ровные и белые зубы. Не зубки – зубы. Терпеть не мог Фаломеев мелких, часто-часто посаженных зубов. Чисто у грызуна какого. А руки? Ну вспомни, Фаломеев, боже ж ты мой, кто сказал – пара лебедей?
Все-все, до самой мелкой черточки в ее лице разглядел сибиряк. Такие или примерно такие мысли рождались в головах этой пары, сидящей у окна. Между тем разговор проистекал совсем не так и не о том, о чем они могли в это время думать.
Он. Вы только не гоните меня сразу. Я уйду и не буду вам мешать. Сам я из Нягани. Это далеко. Это вам ни к чему даже знать. Я вот о чем, я… Хотите я вам вас опишу? Вам ведь много раз говорили, что вы красивы… Нет-нет, все это правда. Но, видите ли, есть правда от тонкого и изощренного ума, а есть – от сердца. Я в Нягани всем расскажу о вас…