Глава 185
Кыпчаки простояли под городом две недели, пожгли окрестности. Но… Переяславль, конечно, город богатый. Церкви там хороши. Раскусить бы такой орех — заманчиво. Однако можно и зубы потерять. Особенно, если хвост прищемят: Ростик за это время собрал полки и уже выдвинулся по Днепру на юг, к Триполью.
Изя с половцами пощёлкали зубами, да и ушли в Степь. Закончился его четвёртый поход.
С востока к Киеву прямо не подойти: занесённые снегом лесные массивы для конницы непроходимы. На немногочисленных дорогах стоят крепостицы. Изя отскочил далеко: к своему голодающему Вырю в Посемье. Посмотрел на битого Берладника, на пустые амбары. И снова пошёл знакомой дорогой. Через месяц начался его очередной, пятый уже, меньше чем за год, поход: снова внезапно Изя с половцами ворвался на Черниговщину.
Подошёл к стольному городу. И — встал.
В который раз — патовая ситуация. Степняки не хотят лезть на стены, своей дружины, даже и с берладниками — мало, «друзья-должники» — ворота открыть не могут, Свояк наружу не выходит.
Ближайшее будущее прозрачно. Ростик успел распустить полки, но соберёт заново, под Чернигов придёт помощь, и Изю снова загонят в Вырю. Там у него жена осталась, там друг его, Иван Берладник с тремя калеками, пустой, под ноль объеденный, городок бережёт.
Половцы грабят окрестности Чернигова. А я в кабаке сижу-вкушаю. Народную мудрость, геополитическую ситуацию и оперативные сводки с места локального конфликта. Мне-то что? — Да ничего. Просто мне во всём этом жить и, вернее всего — умереть. Кому-то это «дела дано минувших дней». А мне — день сегодняшний и завтрашний. Чтобы остаться во всём этом живым, нужно это понимать. И — уворачиваться. Вроде, у меня как-то получается. Но сейчас я чётко понимаю две вещи.
Во-первых, я князя Изю недооценил: я думал, что он — единственный из русских князей, кто смог за один год три раза половцев на Русь навести. Так вот, я ошибся — пять!
А во-вторых, опять понятно, что я — дурак. Что уже настолько не ново, что просто неприятно. Как та лестница в Рябиновском порубе. И дело не в том, что у меня молотилка негожая, а в том, что на свалке по теме — пусто. Недостаток бэкграунда, общего образования, базовой подготовки… Я не знаю контекста всего тут происходящего! Настолько, что, даже имея информацию перед глазами — не могу понять, о чём она. По Владимиру Семёновичу:
Точно. Только ещё хуже: и те, что «читаются» — «не разумеются». Буквы — читаются, а слова — не разумеются. Просто потому, что — «чужие слова».
Дело такое: летом в мою деревеньку, «Паучья весь» называется, пришла с низу, с Оки, кое-какая набродь. Какие-то пруссы. И начали моих крестьян резать. Ну, в то время и крестьяне были не мои, и деревенька не моя. Но я со своими людьми прибежал, ворогов — порезал. Сам, блин, чуть со страху не помер. Вот об этом… — вспоминать не интересно.
Взяли мы тогда на битых ворогах кое-какой хабар. В том числе сумку княжеского гонца. С грамоткой.
Николай тогда сильно переживал. «Сжечь тайно и никому не показывать! Сиё есть смерть!». Ну, так уж и сжечь… Интересно же!
Потом пришла зима. У меня стройка, кирпичи, инновушки всякие. А долгими зимними вечерами мы с Трифеной занимались… Разным занимались, но и чтением-чистописанием — тоже.
«Классное чтение» — не обязательно когда всем классом читают. Она и одна почитает. Главное — чтобы процесс был… классным.
Понятно, что дать девчушке текст, про который компетентно сказано: «Сиё есть смерть»… хоть бы она и трижды мне на верность заклята…
Спать с женщинами я не могу. Я это уже говорил? И что — ноги мёрзнут? Короче: как-то отправил я её из своей спальни, досыпать. А самому — не спится. Достал я эту сумку красную, срезал замок древне-новгородский, развернул бересту свёрнутую…
Сказал «твоюмать» и вспомнил Эдгара По.