Получается, что «Бешеный Китаец» Боголюбский ещё летом предполагал, что Изя полезет в Киев. «Портить кровь дятлу». И писал брату Глебу («Перепёлке») в Переяславль, чтобы тот Изе не мешал. И чтобы другого брата, сидящего князем в Торческе, предупредил. Но пруссы зарезали гонца, я убил пруссов. Грамотка — не дошла, с приказом — не ознакомили. Крест Великому Князю князь Переяславльский целовал, присягу приносил. И Перепёлка Изю в Переяславль не пустил.
В РИ было аналогично. Видимо, пруссы и без меня нарвались по дороге. Потому что отношения у братьев чёткие: Глеб против Андрея никогда не пойдёт. Перепёлке с Бешеным Китаем ссориться — даже и мыслей таких нет.
Стоп. Но Изя стоит не под Киевом, а под Черниговым. «Портит кровь» не Ростику, а Свояку. Боголюбского обманули? Тогда почему Изя ходил под Переяславль? Не сработал план «А» — пошёл по плану «B»? И снова не срабатывает? А какой у Изи план «С»? Мне и даром не надо в княжьих планах копаться! Но от каши, булькающей в обкорзнённых мозгах, зависит сам факт моего существования!
И оно выплёскивается. Набегами поганых.
— А давно половцы под Черниговом стоят? (Это Борзята уточняет).
— Так уж десятый день. На двадцать вёрст вокруг города — начисто выжжено. Людей побили — ужас! Мы вот, только милостью божьей, побросав дома и имения свои… все, что нажито честным трудом… коней добрых — три, коровы молочных — три…
«Курток замшевых — тоже три». Не конструктивно: я не участковый, заяву на розыск краденного не приму.
Мужики-беженцы продолжают, ускоряясь, предчувствуя близкое завершение застолья, потреблять бражку на халяву. Они то плачутся, то ругаются. Николай поддерживают беседу, сочувствует. Уточняет географию пострадавших местностей.
По сути: мужичкам этим ничего не светит. Вымрут они вместе с семьями. С голодухи. Здешние Северские князья просто прогоняют беженцев: что они могли принять — приняли летом. Теперь даже и в холопы не берут — не прокормить. А выше по Десне — разорённый Вщиж.
Люди на Руси — ценность. Только из людей можно выжать мыто, виры, полюдье, дани… Всё остальное — кунами не доится. Из-за населения ведутся войны, его угоняют, его «примучивают», «осаживают». Его вырезают во владениях противника. Мономах хвастает о своём походе на Минск: «не оставил в городе живых ни скотины, ни челядинца».
А ещё — просто гробят. Вот в таких междоусобных войнах. «Ни себе, ни людям».
А у меня в Рябиновке — избы по-белому строятся. Мне люди нужны для заселения вотчины. И купленный хлеб есть. Я толкаю под столом ногой Ивашку:
— Как закончим… нет, они отсюда на рогах уйдут — завтра с утра. Расскажешь им дорогу до Рябиновки. Надумают ко мне в холопы — пусть приходят, прокормлю.
Тихонько, наклонившись над столом, втолковываю это Ивашке и, поднимая глаза, натыкаюсь на напряжённый взгляд Борзяты. А вот это — другая проблема.
Куда мы идём? Куда ты ведёшь нас? К поганым в полон? Мы люди вольные, на одно дело нанятые, присягой не связанные. Не срастается дело — мы встали да пошли. Ну, Борзята, будем снова шутки шутить или дело говорить?
Беженцы, набравшись хмельного на дармовщину и впервые почувствовав приязнь со стороны встречных людей, а не обычное для них в этом исходе:
— Иди-иди. Проходи, не останавливайся. Понаехали тут… христарадники… — расползаются «со слезами на глазах». Мужики наши выходят — их проводить и самим проветриться, а мы остаёмся с Борзятой за пустым столом. Так и смотрим глаза в глаза через весь стол. Ну, «шутник злобный» колись — на что нас подписали?
Борзята за эти дни уловил кто в моей команде реально главный. Как бы не был ему мой рост, вид и возраст… против всех, с молоком матери впитанных, привычек, стереотипов, предрассудков и представлений… против всей исконности с посконностью… Но он реалист.
Идеалисты, со своими представлениями о правильности, «как с отцов-прадедов», «по учению родительскому», «как все живут»… дел не делают, по Руси не ходят, дома сидят. Потому что в дороге такие — просто подыхают на ровном месте.
К примеру, патриот-идеалист должен был бы встать и громко покричать:
— Моя родина — лучше всех!
И там бы нас и закопали. Во Вщиже. Поскольку «нашей родиной» нынче считается Смоленск.
Сказано же русской народной мудростью: «В чужой монастырь со своим уставом — не лезь».
— Вот они какие дела получаются… Значит вот что, малой, слушай. Дело наше тайное. Такое…