Я не рассказывал Диакону, что мы пришли туда неохотно, что нас слишком захватило стремление убить и ограбить Старкада, чтобы мы вовремя улизнули.
В отличие от Старкада, который нарушил свою клятву ярлу Бранду и исчез в клубах пыли. Когда мы это узнали, было уже слишком поздно уходить — наш уход обернулся бы шумом и погоней, не говоря о прочих последствиях. И так мы очутились в рядах римского войска накануне битвы и проклинали себя и Старкада за то, что угодили в эту западню.
Sarakenoi привели конницу, облаченную в кольчуги и плотную кожу, оборванных пеших, которых они называли дайлами, конных бедуинов пустынь, что метались стрижами по полю, и хамданидских всадников, которые все еще сражались под черными стягами Аббасидов, хотя и восстали против них. Были даже турки из Багдада, где военачальники позволяли Аббасидам править на словах.
Они перекрывали длину нашей линии в обе стороны — и именно поэтому все пошло не так, конечно. Войско Великого Города было привычно к такому повороту, вторая линия и предназначалась, чтобы справиться с перевесом противника, но мы этого не знали. Все, что мы видели, — великое множество врагов.
Скарпхеддин уже составил боевой порядок, ничего особенного, тот самый, к какому мы обычно прибегаем. Нам полагалось громко стучать в щиты и высмеивать врагов, а потом наброситься на них, завывая, как волки. Нельзя сказать, что Финн, я сам или любой побратим знали много даже об этом замысле. Войско шло себе и шло, все 47 тысяч воинов, 15 тысяч мулов, верблюдов и быков и 1000 повозок со снаряжением и деталями машин; два ярла и их люди — и побратимы, конечно, — хмурились и злились, ибо мы не привыкли так воевать.
Женщины и дети остались в окрестностях Антиохии, за исключением тех немногих, кто не отказался сопровождать своих мужчин, а Гизур и четверо наших, включая Козленка, вернулись на «Сохатый», чтобы не оставлять корабль без присмотра.
Радослав тоже вызвался остаться, на что Финн ничего не сказал, хотя его взгляд был красноречивее любой саги. Славянин, облитый презрением, пожал плечами и присоединился к нам, но если Скульд, норна того, что может быть, благополучно избавит нас от гибели, мы, наверное, согласимся с Радославом; да, все мы плюнули бы на сражение там же и тогда же и отправились на поиски Грязных Штанов.
Правильно «Фатех Баарик». На языке сарацин это значило «Блистательный завоеватель». Но Свала открыла мне это, только когда мы уже брели в строю людей Скарпхеддина, слишком поздно, чтобы ускользнуть незамеченными. Она злорадно улыбнулась, а я повернулся к ней спиной и побрел дальше; лишь позднее я сообразил, что она поделилась и со Старкадом, вот почему тот поспешил за Мартином.
— Ну, — угрюмо сказал Ботольв, когда в конце первого дня пути мы решали, как быть, — я не говорю на их кошачьем наречии. Он чужой для меня. И был тогда в цепях.
Я успокоил его: главное, мы теперь знаем, где наши товарищи, — в копях Фатех Баарик, на северо-востоке от Алеппо, в местечке под названием Африн. Сразу возник новый вопрос — как туда добраться. Это далеко от стана войска, в земле, которую мы не ведали и которая кишела, точно труп червями, злобными Sarakenoi.
Гривна ярла пригибала к земле, как наковальня. Долгий путь по земле врага.
— Долгий путь по вражеской земле, — Радослав словно прочел мои мысли, заставив меня вздрогнуть. — Понадобится собрать свою армию, — прибавил он многозначительно. — Будь у нас серебро, мы могли бы себе это позволить.
Квасир и Финн хмыкнули, а Радослав, видя, что ничего не добился, пошел прочь.
— Одержимый, — проворчал Финн.
— Он лишился корабля, — возразил Квасир, но Финн только плюнул в костер. В ту ночь Радослав покинул наши ряды, и все сочли его трусом.
— У него есть все, что нужно воину, — процедил Квасир на следующее утро, — вот бы еще ятра были…
Я долго размышлял, но так и не решил, что задумал Радослав. Может, он просто сбежал от схватки, хотя мне это объяснение не казалось правдоподобным. Может, он собрался вернуться на корабль и украсть кожух: если так, помоги ему Один прокрасться на борт и миновать людей, которые остались охранять драккар. Да и пусть украдет, в конце концов; там ведь не жемчуг, а шелкопряды, раз Старкад отказался меняться, нынче бесполезны. Хуже чем бесполезны — они сулят всем нам ослепление и смерть.
Тем не менее его побег не давал мне покоя… и оставил пустоту в груди, ибо я привязался к верзиле-славянину, да и он спас мне жизнь.