— Ее твой дед привез с востока. Кичка. Кажется, так он ее называл, — объяснила Валентия. Она с трудом поднялась со стула и крепко обняла внучку. — Ну все, милая. Коль решилась — беги!
Лана бросила взгляд на мать. Та едва слышно что-то шептала. «Молится», — догадалась Лана и, кивнув на прощание, скрылась за дверью.
Мир вокруг стремительно терял краски и яркость. Осенью тьма наступала быстро. Это летом солнце разливалось по горизонту алыми всполохами и не спешило пускать на землю ночь. Лана ускорила шаг, стараясь обходить стороной ряженых. Пьяная праздно шатающаяся толпа визгливо смеялась, дурачилась. Считалось, что так они отпугивают всякую нечисть. С наступлением ночи по всей деревне зажгутся костры и гуляния приобретут особый размах. Кто-то будет проказничать, а кто-то прыгать через костер, чтобы очиститься от духов, проклятий и сглазов.
Путь Ланы лежал в лес к курганам забытых королей. Именно там она в последний раз видела волчью пастушку. Низкий цветок с круглыми листочками распускал свой бутон в полнолуние. Он-то и нужен был для отвара.
Послышался пронзительный вой. Лана вздрогнула и остановилась. Она как раз достигла границы поселения. Последовавший взрыв хохота разрядил обстановку. Это были всего-лишь ряженые.
— Да помогут мне предки, — прошептала Лана и шагнула в лес.
Под прелой листвой едва угадывалась узкая тропинка. Вскоре пришлось сойти с нее в самую чащу. Курганы обычно обходили стороной. Много нехороших историй крутилось вокруг этих мест. Родители пугали детей страшными историями про капища с жертвоприношениями, чтобы проказники держались подальше от леса. Но Лана сомневалась в правдивости тех легенд. Не первый год на курганах она собирала лучшие урожаи ягод и грибов. Всегда там было тихо, спокойно и безлюдно. А то, что есть зеленые рукотворные холмы… Так это ее ни капельки не смущало. Слишком многого Лана успела натерпеться от людей, чтобы бояться еще и бесплотных духов.
Но в ночь Самайна все было иначе. Полная луна, словно сторонний наблюдатель, следила за каждым шагом Ланы. Черные, когтистые ветви цеплялись за ее плащ, шапку, волосы… Тянулись к лицу и глазам. Подавив страх, Лана шла вперед. Она помнила, ради кого выбралась в лес.
Вскоре чаща закончилась, и Лана вышла на небольшую полянку в центре которой возвышался холм. Покрытый плотным слоем пожелтевшей травы, он напоминал горб неведомого чудовища, спрятавшегося в глубинах земли. Поклонившись, Лана мысленно попросила прощения за беспокойство и принялась рыскать вокруг. Света луны едва хватало, дабы разобрать, что растет под ногами. Трава была бледной и пожухлой после первых морозов. Все кустики волчьей пастушки, что удалось найти, давно отошли и представляли собой жалкое безжизненное зрелище.
— Нет, нет, нет, — чуть ли не плача, простонала Лана. — Хотя бы один маленький цветок, Вилли много не нужно. Хотя бы один…
И вот, когда надежда готова была покинуть ее сердце, Лана заметила около самой границы полянки белый бутон. Он словно фонарик выделялся на фоне черной травы и привлекал к себе внимание. Обрадовавшись, Лана хотела подскочить к нему, но вовремя остановилась. Тонкая линия едва различимых в прелой траве темно-серых лисичек окружила волчью пастушку. И надо же было ей распуститься именно в ведьмовском кругу! Лана до боли сжала кулаки. Должно быть это все происки сидов, жаждущих посмеяться над горем матери! Она знала, что входить в круг нельзя. Только не в ночь Самайна, когда грань между мирами тонка и есть шанс навсегда попасть в рабство к иномирцам.
— И не стыдно вам? — прошептала Лана, обращаясь к невидимым существам. Настолько был воспален ее разум, что она, казалось, бредила наяву. — У меня нет выбора, я вступлю в круг, но заклинаю, прежде чем уйти служить вам, позвольте отдать сыну цветок!
Она сделала шаг, упала на колени и трясущимися от волнения руками сорвала заветный бутон. В этот же миг раздался пронизывающий гул сотни горнов. По небу пробежали разноцветные всполохи, рассекая черное бархатное полотно пополам. День встретился с ночью. Луна и солнце разделили небосвод, а свет и тьма слились друг с другом, словно две реки с черными и белыми водами.
И Лана вдруг поняла, что она больше не принадлежит себе. Ее тело пронзила боль. Она выворачивала ее естество наизнанку, меняя по своему желанию, и Лана почувствовала себя куском мягкой глины в невидимых руках. Но вот пытка закончилась. Ноги и руки тряслись. Единственное, что смогла сделать Лана, это встать на четвереньки. Глаза все еще слезились, но она отлично различала запахи. Прелая трава, дым из деревни, метки животных. Слух тоже обострился и, когда Лане удалось проморгаться, она с ужасом увидела чьи-то копыта.