При виде огорчения, написанного на лице у старика, его растерянность и замешательство сменились раздражением. Узник сердито сдвинул брови. Это было нечестно. Почему бы старику хотя бы раз не похвалить его за то, что он знает ответы на его вопросы, вместо того, чтобы пытаться его подловить, придумывая что-то новое?..
Поймав его сердитый взгляд, старик вздохнул и неожиданно похлопал его по плечу.
- Все будет хорошо. Уверен, что со временем вы вспомните.
Успокоительные интонации седого почему-то рассердили узника еще сильнее.
- Это нечестно, - резко сказал он. – Спросите что-нибудь еще.
Старик скривился, словно у него внезапно заболели зубы.
- Думаю, что это ни к чему, - уклончиво ответил он.
Узник сердито мотнул головой.
- Задайте мне еще какой-нибудь вопрос!
- Как пожелаете, - сдался старик. – Какой сегодня день?
- Пятнадцатое марта, - радостно ответил он, испытав чувство облегчения из-за того, что старик обошелся без подвохов.
Но собеседник грустно покачал головой.
- Сейчас семнадцатое марта. А пятнадцатое вы назвали потому, что эту дату я назвал вам в прошлый раз.
Даже сейчас, когда он находился в своей камере, воспоминание об этом разговоре приводило его в бешенство. Чего от него хочет этот человек?.. Если он постоянно отвечает невпопад, то почему бы старику просто не прекратить терзать его своими идиотскими вопросами?..
Он проворочался в постели втрое дольше, чем обычно, но в конце концов все же заснул. Обычно он не помнил своих снов, но на сей раз ему приснился шедший под багряным парусом корабль, на носу которого стоял светловолосый человек. Стоявшая с ним рядом девушка негромко напевала какую-то мелодию без слов, причем во сне эта мелодия казалось узнику до странности знакомой.
Он проснулся с ощущением, что вспомнил что-то очень важное. Песня, звучавшая у него в голове, казалась частью более реальной, более значительной, ну, словом, настоящей жизни. Он внезапно осознал, что у него действительно была какая-то другая жизнь – давным-давно, возможно, еще до того, как он оказался здесь.
Узник почувствовал смутное беспокойство. Ему вдруг захотелось встать и куда-то идти… Чувство было непривычным и вдобавок очень глупым, потому что он отлично знал, что идти ему некуда. Если он встанет, то сможет сделать всего несколько шагов от койки до стены. Дальше, за дверью, были еще коридор и лестница, ведущая в подвал. Туда ему идти определенно не хотелось.
Но странное напряжение не проходило.
Сев на койке, он продолжал прислушиваться к обрывкам мелодии, вертевшимся у него в голове. Слова возникли в памяти не сразу, но в конце концов он все же смог припомнить пару строчек из припева, и стал тихо напевать ее себе под нос. Одни слова, как сеть, тянули за собой другие. Следом за припевом ему вспомнился целый куплет, а после этого – еще один.
Придя в восторг от своего открытия, узник повысил голос. Звуки собственного голоса, громко и сильно разносившегося по унылой камере и гулко отражавшегося от холодных, гладких стен, вызвали у него приятное волнение. Воздух и звук вибрировали в легких, позволяя чувствовать себя живым. Крикс вдруг почувствовал, что до смерти устал от постоянного молчания.
Окошечко в двери открылось.
- В чем дело? - спросил мрачный мужской голос. – Не шумите. Заключенные должны соблюдать тишину.
Узник, прищурившись от света, посмотрел на яркое квадратное окошко, за которым угадывался темный силуэт. Один из тех людей, которые приносили ему пищу и входили в его камеру, когда его водили на вниз. «Стражники», вспомнил он внезапно. Сколько узник себя помнил, он всегда беспрекословно делал то, что ему говорили – «Встаньте», «Следуйте за нами», «Отойдите от двери», «Возьмите миску»…
Но сейчас он был слишком занят, чтобы размышлять, чего от него хочет этот человек.
«Как же там было дальше?..» - думал он, наморщив лоб. Казалось, нужные слова вертятся где-то рядом, ускользая в самую последнюю секунду.
Он спел припев еще раз, и слова последнего куплета всплыли в памяти сами собой. Теперь он помнил песню от начала до конца, а его голос, сделавшийся сиплым из-за многодневного молчания, окончательно окреп.
Узник поджал под себя ноги, устроился поудобнее и начал песню с самого начала, собираясь на сей раз исполнить ее целиком. Но не успел он пропеть первую пару строк, как дверь открылась. В позе замершего на пороге человека ощущалось напряжение и смутная угроза.