Себе на горе, те, кто строили имперские дороги, приложили все усилия, чтобы ничто не могло помешать движению на королевском тракте – по обе стороны дороги тянулись широкие прогалины, чтобы случайно рухнувшее дерево не перегородило путь, а саму дорогу «приподняли» над землёй с помощью прочных брёвен и каменной насыпи, чтобы её не развезло из-за дождей. В итоге, хотя многие отрезки тракта превратились в месиво земли, щебенки и камней, армии Олварга, по крайней мере, не пришлось расчищать дорогу от поваленных деревьев или вязнуть по колено в грязных лужах. Наорикс Воитель, уж конечно, никогда бы не подумал, что однажды его неустанные заботы об имперских трактах обернутся против его обожаемого младшего сыночка...
Подумав об этом, Олварг несколько приободрился и выбросил неуместные сомнения из головы.
Издалека стены Адели выглядели так, как будто бы их много дней подряд обстреливали из тяжёлых катапульт, но, к удивлению Олварга, раскинувшийся под пасмурным небом город не казался таким мёртвым и пустым, каким он ожидал его увидеть – на тех участках стены, которые пострадали сильнее всего, горел огонь и мельтешили люди. Издали они напоминали муравьев, мечущихся туда-сюда и пытающихся починить растоптанный ребенком муравейник.
Олварг нахмурился. То, что хоть кто-то из защитников Адели ещё был способен думать о сопротивлении, бросало вызов его представлениям о магии. Это неприятное чувство – смесь досады, удивления и раздражения – только усилилось после того, как Олварг выслушал своих разведчиков. Те сообщали, что в город можно попасть двумя путями : либо со стороны гаваней, либо через пролом у Северных ворот. Дамбу, которая когда-то защищала город со стороны моря, затопило, а у Северных ворот обрушилась сторожевая башня и весь примыкавший к ней кусок стены. После этого донесения хлопоты тех, кто занимался обороной города, начали выглядеть еще более раздражающими и необъяснимыми. На что они, Хегг их возьми, надеются?.. По разумению Олварга, тем, кто остался живым и невредимым после сегодняшней ночи, следовало бы сейчас хватать свои пожитки и бежать из проклятого города, куда глаза глядят.
А, с другой стороны, куда им, в сущности, бежать? – подумал он, немного поостыв. Они даже не знают, разрушило ли недавнее землетрясение одну только Адель, или та же судьба постигла все ближайшие к столице города. И даже если их дома разрушены, в столице оставаться лучше, чем ночевать под открытым небом на сырой, раскисшей от дождя земле. Они «храбры» в том самом смысле, как бывает «храброй» загнанная в угол крыса – просто от сознания того, что у них нет другого выбора.
Придя к такому выводу, Олварг почувствовал себя гораздо более уверенно.
- Разделимся, - сказал он Нэйду. – Я поведу людей к Северной стене, вступлю в переговоры, чтобы отвлечь их внимание, а в полдень начну штурм – это заставит их стянуть туда все свои силы. Ты войдёшь в город со стороны гавани и постараешься зайти им в тыл. Если нам повезет, то мы ударим с двух сторон и сможем покончить с ними одним ударом. Если нет, то им придётся разделиться, чтобы отправить кого-нибудь тебе наперерез.
- Хорошо, государь, - бесстрастно сказал Нэйд, никак не выразив своего отношения к этому плану. И, хотя Олварг первый бы не потерпел, если бы кто-то из его военачальников – даже Рыжебородый, находившийся с ним рядом уже двадцать лет – взялся оценивать или, тем более, оспаривать его решения, на одну мимолетную секунду он почувствовал досаду, что в эту вершинную минуту его жизни рядом с ним нет никого, кто принимал бы его цели, как свои, и мог бы в полной мере разделить с ним значимость момента.
Наверное, такой соблазн, в конечном счете, посещает каждого правителя. Отец чуть ли не лобызался с голодранцами из своей Золотой сотни, а Валларикс пошёл еще дальше – создал для своего друга детства отдельную должность коадъютора, чтобы тот мог одновременно быть телохранителем, послом и нянькой императора.