Капитан что-то сказал ему - Элена не расслышала, что именно. Пленник так же негромко ответил. Вероятно, он сказал совсем не то, что капитан рассчитывал услышать, потому что гвардеец Дарнторна сильно, без замаха, ударил Римуша по лицу - голова юноши мотнулась назад.
- Посмотрим, что ты запоешь в Кир-Роване, - выплюнул он. И приказал - Посадите его на лошадь Вальха, все равно она ему больше не понадобится.
- А с ней что делать, капитан?.. - спросил тот самый гвардеец, что выкручивал ей руку. Его командир чуть-чуть помедлил.
- Отпустите. Лорд Дарнторн решит, как с ними быть.
Лорд Дарнторн, конечно же, решит... скорее всего, ничего хорошего их Дом не ждет. Но их, по крайней мере, не пошлют в Кир-Рован. А вот Меченому уже не спастись, если только Создатель не захочет сотворить для юноши какое-нибудь чудо. Гвардеец выпустил ее, но онемевшее плечо по-прежнему сильно болело, и Элене пришлось сделать над собой серьезное усилие, чтобы держаться так же прямо, как обычно. Но еще больнее было сознавать, что она уже ничего не может сделать. Просто потому, что всякая война отдает милосердие и разум в плен захлестнувшего людей безумия.
Меченый поймал ее взгляд - и раздвинул окровавленные губы в ободряющей улыбке, словно она больше его самого нуждалась в утешении. Эта картина причинила ей почти физическую боль. Неужели ему не страшно? Да конечно, страшно, тут же одернула себя она. Просто он никогда этого не покажет.
Во имя Вечно Сущего, пусть все это когда-нибудь закончиться... И пусть этот южанин, кем бы он там ни был, останется жив.
IX
Настроение у Льюса было - гаже некуда. Известия о войске лорда Ирема оказали на обитателей Кир-Кайдэ неожиданное действие. Люди, которые еще недавно совершенно искренне кричали о своей ненависти к имперцам и клялись, что вышвырнут их из Бейн-Арилля уже к весне, теперь как будто протрезвели и начали говорить о затянувшейся войне неодобрительно. На смену прежним бравурным песням пришла "Песня дезертира", в которой вчерашний рекрут заявлял, что войну ведут лорд Дарнторн с магнусом, а умирают бедняки, и что он сыт этой войной по горло. Он, мол, возвращается домой и призывает остальных последовать его примеру. Текст был очень простым и хорошо запоминающимся, но его, вне всякого сомнения, сочинял не полуграмотный крестьянин - здесь чувствовался очень талантливый поэт. Причем такой, который писал в стиле знаменитого Алэйна Отта, пренебрегая классической метрической формой и с легкостью обращаясь к просторечным выражениям.
Льюберт никогда особенно не интересовался стихами, но эту манеру письма знал даже слишком хорошо. Подобные стихи частенько декламировал в Лаконе Кэлрин Отт. Льюс Отта не любил - за его близость к Криксу и за то, что Кэлрин дружил с самыми отъявленными сорвиголовами в Академии, но постоянно притворялся этаким тихоней. Достаточно вспомнить, как он лицемерно отводил глаза, если какой-нибудь наивный - или льстивый - слушатель его стихов спрашивал имя автора. Льюс готов был поклясться, что и "Песню дезертира" тоже сочинил никто иной, как Отт. Неясно только, было ли это прямым поручением от Ордена, или же Кэлрин написал свою балладу по велению души, а уже потом лорд Ирем позаботился о том, чтобы ее начали распевать в Бейн-Арилле. Как бы там ни было, но "Песня дезертира" пришлась слушателям по душе. Отец был просто вне себя. Он распорядился вешать "за публичные призывы к дезертирству", к которым было отнесено и прилюдное исполнение баллады Отта. Кое-кого действительно повесили, но песню продолжали петь. Впрочем, гораздо чаще запоминающийся мотив насвистывали или напевали без слов, и это было еще хуже, потому что каждый знал, что именно имеется в виду. А если кто-нибудь не знал, то его очень быстро просвещали остальные почитатели таланта Отта.
В небольшом трактире, куда Льюс заехал этим вечером, балладу пели вслух. Причем певец добавил к песне еще два куплета, в которых гвардейцы Дарнторна охотятся за дезертиром, но не могут его поймать. По уровню эти стихи были значительно слабее, чем оригинал, но слушателям они все равно пришлись по вкусу. Песню повторяли для каждой новой компании, ввалившейся в трактир, а кто-нибудь из посетителей торчал в дверях - следил, чтобы поблизости не оказался кто-то из солдат Дарнторна. На Льюберта, сидевшего в углу, никто не обращал внимания - во время своих вылазок из крепости он всякий раз снимал серебряную фибулу с гербом Дарнторна и выбирал самую дешевую и неприметную одежду. В этом трактире он бывал уже не в первый раз, и гости, жившие на двух соседних улицах и давно знавшие друг друга, привыкли, что чужак заказывает сому с пивом и не лезет к другим посетителям. Сперва на него посматривали неприязненно, потом привыкли, а теперь и вовсе перестали его замечать. Прослушивая "Песню дезертира" в пятый раз за вечер, Льюберт мрачно думал, что ему, как сыну лорда Дарнторна, следовало бы позвать гвардейцев, а не слушать, как собравшийся в трактире плебс смеется над приказами его отца. Но потом он представлял, как кого-нибудь из собравшихся тащат во двор и вешают на воротах, и понимал, что никого не позовет. Льюберт пил пиво и в который раз за эти месяцы чувствовал себя в ловушке. Потом он расплатился и в понятном раздражении поехал назад в крепость. Было уже темно, узкая улица, ведущая к Кир-Кайдэ, поднималась в гору, и Дарнторну постоянно казалось, что лошадь вот-вот оступится. Он даже решил, что с поездками в город пора завязывать, но сразу же сообразил, что эта мысль вызвана вовсе не плохой дорогой. Настроение испортилось еще сильнее.