Наконец, на третий день к вечеру Эрван открыл глаза. На четвертый он смог говорить, а на пятый – встал на ноги и сделал несколько шагов. На его теле не было никаких следов ранений, но он был сейчас слабее, чем тяжелораненый. Галиад и сам чувствовал неимоверную усталость. С ними что-то произошло. Что-то непонятное.
Вечером шестого дня Галиад сварил на костре мясо. Они ели и разговаривали.
– Это Алеа, – с трудом проговорил Эрван, когда ночь уже спустилась на землю, – она привела нас сюда, чтобы спасти. Не знаю, как ей это удалось, но это она нас сюда отправила.
– Тебе вообще не следовало приезжать, Эрван…
– Я хотел тебя предупредить, что Совет вас разыскивает, и я хотел… помочь Алее.
Галиад понимающе улыбнулся:
– Наверное, она была очень рада с тобой встретиться. А ты подоспел как раз вовремя. Ты поступил неразумно, но иногда неблагоразумие приносит пользу. Я тебе благодарен. Твой клинок очень пригодился в этом бою, думаю, все же не напрасном… Надеюсь, Алеа тоже жива. И Мьолльн, и бардесса. Там был этот герилим, самый страшный из них.
– Я уверен, она с ним справилась, – решительно сказал Эрван. – Если уж она смогла нас сюда отправить, значит, ее сила намного больше, чем у друидов.
Галиад решил промолчать. Конечно, сын был прав, но правда эта его страшила. Он знал, что в мире творится что-то такое, что должно перевернуть весь ход вещей. Фелим это предвещал. И похоже, причиной происходящего является юная Алеа. Каким бы невероятным это ни казалось. И если уж Фелим взял ее под защиту и предпочел быть изгнанным из Совета, только бы не оставлять ее одну, то и он, Галиад, верит, что так и должно быть.
– Фелима больше нет, да? – спросил отца Эрван, но дрожь в его голосе говорила о том, что ответ ему известен.
– Да, я не чувствую больше его жизни. Какое… О, это такое ужасное ощущение, сын мой!
Эрван немного помолчал. Ему хотелось так много сказать отцу. Задать так много вопросов. Столько рассказать… А самое главное – спросить, что им теперь делать. Самое главное для него сейчас – это Алеа. Он хотел знать, жива ли она. И если жива, то где она теперь. Он хотел ее найти. Но разрешит ли ему отец отправиться на поиски? И как теперь быть с Советом?
– Отец, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Прямо перед моим отъездом Фингин попросил меня стать его магистражем. Я очень хотел, чтобы вы были рядом в такой важный для нас день, я хотел вас разыскать, но Фингин не позволил мне уехать прежде, чем я… не свяжу себя с ним. Теперь я понимаю, что объединяет магистража с его друидом. Это что-то… необыкновенное.
Галиад кивнул. Увидев, как сражается его сын с герилимами, он обо всем догадался. Эрван по-новому двигался, уходил от ударов, предвидел выпады противника. Во всем этом Галиаду виделась энергия саймана.
– Раз уж вы оба так решили, то я счастлив. Не думал, что это случится так быстро, но, честно говоря, с тех пор, как появилась Алеа, время ускорило свой бег, и, без сомнения, на то есть воля Мойры.
– Наверное, Фингин о нас волнуется. Мне надо как- то его успокоить. Хотя бы просто поговорить…
– Но сначала ты, наверное, хочешь найти Алею? – продолжил его мысль Галиад.
Эрван кивнул.
– Как думаешь, что мне теперь делать? – покорно спросил молодой магистраж.
– Фелим сказал бы, что нам следует оставаться рядом с Алеей. Мы вместе отправимся на ее поиски, но прежде тебе, Эрван, следует набраться сил, да и мне тоже.
Они заснули очень быстро, но оба спали беспокойно.
Проснувшись на следующее утро, Эрван увидел, что отца рядом нет. Он тотчас приподнялся и с тревогой оглядел место стоянки. Никого не было видно. Он поднял голову и посмотрел вверх на склон горы. Там он заметил Галиада, присевшего на корточки перед высокой прямой скалой.
Удивленный, Эрван встал и пошел туда, даже не съев ничего из того, что приготовил ему отец. Услышав шаги сына, Галиад привстал и сделал знак подойти ближе.
– Смотри! – воскликнул он, указывая на гладкую поверхность огромного камня. – Вот здесь, вот этот знак…
Эрван подошел. И увидел то, на что указывал отец. На скале был высечен какой-то знак. Две руки, прикрывающие сердце и корону.
– Что это? – спросил Эрван, обернувшись к отцу.
– Знак Самильданаха. Он был на кольце Илвайна, которое нашла Алеа… Как странно. Это ведь не простая случайность, как ты думаешь?
– Думаешь, это Алеа оставила нам знак? – поспешно спросил Эрван.
– Вряд ли. Не думаю, чтобы она была здесь…
Тут Эрван сдвинул брови:
– Я… теперь я вспомнил. Нас сюда привела не Алеа. Во всяком случае, не сама она.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Галиад.
– Не знаю, было это наяву или во сне, но помню, я попал в какой-то другой мир, беззвучный и пустой, там была Алеа, ты, я и последний герилим. Мы были неподвижны. Почти без сознания. И тут Алеа с нами заговорила. Она сказала, чтобы мы уходили. Она говорила мне, что я должен подумать о каком-нибудь месте, чтобы там очутиться. Будто мысль о нем могла меня туда перенести… – Эрван замолчал и посмотрел отцу в глаза. – Наверное, ты думаешь, что я сошел с ума…
– Нет. Нет, Эрван, и я это помню. Я тоже думал, что это сон… Я помню, она говорила: «Подумайте, что вы где-то далеко отсюда» – или что-то вроде того, так?
– Да, и мы очутились тут. Даже не представляю, где мы сейчас находимся.
– Похоже, это горы Гор-Драка. Но почему мы очутились именно здесь?
Сын пожал плечами. И они снова посмотрели на знак, высеченный на камне. Нет, это не было простым совпадением. Здесь крылся некий смысл. Но они его пока не понимали. Им не хватало каких-то недостающих элементов головоломки. Алеа, наверное, сумела бы ее разгадать. Но для этого им надо было ее отыскать.
Однако ни тот ни другой понятия не имели, как это сделать.
В эту харчевню, видимо, редко заходили посетители. Деревянный дом, облицованный терракотовыми плитами, стоял на вершине небольшого холма, по которому бродили лошади и пони в поисках последних пучков уцелевшей на выжженной почве травы. Старый фундамент так просел и перекосился, что оставалось только удивляться, как он еще удерживает эту причудливой формы постройку. С западной стороны крыша выступала в виде навеса, который поддерживали две вертикальные балки, образуя небольшую террасу, где после изнурительной жары можно было насладиться вечерней прохладой. Две каменные трубы поднимались над соломенной крышей: повыше, от камина столовой, – она сейчас не дымилась, – и от очага в кухне. Над входом красовалась вывеска: «Запеченный барашек», а под ней была изображена аппетитная баранья ножка.
– От одного названия слюнки текут! – воскликнул Мьолльн, когда они наконец подъехали к харчевне.
Он первым вошел в помещение и, потирая руки, громко поздоровался. В столовой не было ни одного посетителя, и хозяева приветливо улыбнулись гному. Следом в комнату вошли Алеа и Фейт.
Небольшая столовая была очень уютной, чувствовалось, что хозяева с удовольствием занимались своим делом и любили свой дом. Столы чисто выскоблены, на каждом – горшочек с букетом цветов, на стенах – картины, а под потолком – красивые светильники. Интерьер напоминал внутреннюю отделку корабля: стены до середины обшиты покрытыми лаком деревянными панелями, повсюду медная посуда, сети… Харчевня находилась вдали от больших городов и главных дорог, но выглядела гораздо привлекательнее многих популярных в Галатии заведений.
– Здравствуйте, сударыни, – приветствовала пухленькая хозяйка входящих Фейт и Алею.
Фейт ответила ей улыбкой, секрет обаяния которой знали, как полагала Алеа, одни только барды.
– Вы поужинаете у нас? – спросила хозяйка.
– С большим удовольствием, – поспешил ответить гном. – И, если у вас есть свободные комнаты, останемся на ночь.
Хозяйка улыбнулась.
– Вы сейчас наши единственные гости, – призналась она. – Присаживайтесь, вы, наверное, очень устали. А я займусь вашим ужином. Приготовлю вам свое любимое блюдо, и если никто к нам больше не заглянет, мой муж к вам присоединится!