Но не испугалась. Она резко обернулась к четвёртому человеку, заметив его движение, однако он лишь повёл плечами.
— Отвечай, — рыкнул Антон, прижимая нож к пульсировавшей артерии. Мужчина под ним сглотнул; зашевелил побелевшими губами, но был прерван другим голосом.
— Он уже ответил. — Человек сбросил с плеч плед и поднял лицо. Точёное, красивое, с ярко-жёлтым пронзительным взглядом. — А вы-то что тут делаете?
— Каспер? — недоверчиво пробормотала Настя.
— Привет. — Парень поправил шапку, под которую, видимо, заправил волосы, и обратился к Антону: — Отпусти, он уже всё сказал. И вообще, пташки, где ваш временный воспитатель?
— Он согласился.
Антон отпустил мужчину. Тот, чертыхаясь, завертелся в поисках чего-то пережать царапину; Антон опустил руку, и нож, на глазах смягчаясь и превращаясь в ручеёк, плавно перетёк в разорванные сосуды. Мужчина, бранясь на чём свет стоит, замотал руку куском ткани, о стерильности явно не заботясь.
Каспер тоже что-то ему бросил: скорее извинение, чем плата. Потревожили и чуть не убили, в общем-то.
— Пойдём, — сказал Каспер ребятам. — Потом поговорю с теми, кто вообще-то присматривать должен был…
— Сумасшедшие, — проворчал им вслед мужчина, вновь раскуривая трубку. — Чтоб я ещё с лифами связывался…
— Его не могли протащить на территорию нейтралов. Мы с Йореком и Люси всё обшарили, так что нет смысла больше искать здесь — ни на земле, ни под ней. Похвально, конечно, что вы бросились за ним, и всё-таки глупо. Вы ещё дети. Не стоит напрасно рисковать собой, если не знаете, во что это выльется. И будьте добры, сначала предупреждайте меня или Бориса, а не спрашивайте у Михаила, если знаете, что он согласится. Да, вы знали, иначе бы так не ломанулись. И Роан не для того на крайние меры шёл, чтобы теперь вы в самое пекло лезли…
Каспер не был зол и говорил ровно, мрачно. Шёл он быстрыми широкими шагами, но лифы не отставали, легко за ним поспевая. Начинался дождь, но это никого не волновало: жгла изнутри тревога, и её болезненной пылкости хватало, царапая рёбра и сердце неприятно сжимая. Небо серело и окрашивалось серебром. В белёсых просветах мелькала октябрьская гроза.
— Но Вы тоже здесь, — сказала Настя. Каспер обернулся, и она пожала плечами.
Он вздохнул; чёрные узкие зрачки смотрели неподвижно, но всё-таки не скрывали тяжёлой угрюмости. Такого Каспера они ещё не видели. Обычно он держался довольно приятно: простой в общении, улыбающийся дружелюбно, с бодростью в голосе, всегда объяснит и поговорит. А вот сейчас проступила другая сторона, и она удивляла своей непохожестью на привычное поведение. Вот оно как. Люди NOTE тоже могут таиться.
— Я здесь, потому что знаю, кого спрашивать, — сообщил Каспер, отворачиваясь. Со стороны Антона было видно его вполоборота: мрачный. — И вы тоже, пташки? Точнее, ты, Антон?
— Я знаком с ним по улицам. Он был в Лектории. И продаёт опыт.
— Весьма удобно для тех, кто ищет. Прижмёшь его в угол и расскажешь про его прошлое — обрушишь всё. Из страха перед этим он выдаёт информацию за бесценок… И всё-таки поумерь пыл. Если ты будешь нападать на каждого со своей странностью, можешь не надеяться на мирное существование.
— Но я живу.
— Это легко изменить. — Каспер бросил на него косой и недовольный взгляд. — Не переоценивай себя. Есть вещи гибче прямого применения способности. Как бы ты ни был силён, ты не сможешь постоянно побеждать.
Разве он мог что-то знать? Антон перевёл взор в сторону. Всё равно его слова ничего не сдвинут в сознании: Антон так тесно сросся с осознанием своей силы и её пределов, что какие-то наставления вряд ли его заставят передумать. Антон сильный, потому что он знает, как убивать, и может применить эти знания. Должно быть, в том и была суть того, что он не терпел поражений: Антон не понимал мягкости. Его растили, подавляя, а на улицах он учился жестокости и хладнокровности. Откуда взяться жалости — даже к себе? Он может побеждать, потому что не признаёт иного исхода. Антон справится, он сильный, его странность — ещё сильнее.
Территория нейтралов почти закончилась, и они оказались у границы. Границы такой условной, призрачной, как застывший во времени ветер, но всё равно ощутимой: Антон почувствовал её, перешагнув. Отлично, теперь они на земле Лектория. Седое небо скрылось за крышами красивых домов, и они приближались к мосту через реку. Здесь их сложно не заметить, но, возможно, Каспер и не собирался подставляться. Действительно, он свернул в сторону, и компания оказалась в каком-то небольшом закутке. Скамья с резными ножками, сухая, но никто не сел. Настя переминалась с ноги на ногу и правой рукой незаметно придерживала левое запястье. Запаха крови Антон не почувствовал, поэтому успокоился на её счёт.
Накрапывали первые капли. Прежде Антона успел Каспер, деловито опустив на макушку Насти шапку; та робко изобразила улыбку. Эмоции приходили на её лицо с запозданием, как будто она не сразу вспоминала, что должна предпринять. Думала о чём-то?
С их места виднелся мост, невыпуклой дугой, точно ровный шов, соединяя два берега. Шириной в два автомобиля, с резными перилами, темневший под набежавшей на Авельск сизостью, и по нему время от времени проходили люди или проезжали машины. Ничего особенного, но для странных каждая деталь в этом городе важна. Здесь наверняка полно патрулей.
— Здесь не подслушают, сейчас, по крайней мере, — сказал Каспер. Он тоже не сел. Смотрел на них внимательно, и под его пристальным жёлтым взглядом Насте было неудобно; Антон отражал наблюдение, словно зеркало, и Каспер усмехнулся. Спросил: — Так что с твоей странностью, Антон? Ты так в себе уверен?
— Я дефектный. — Он мотнул головой: всё-таки приходилось объяснять подробнее. Антону никогда не давалось искусство общения, на которое он открыто забил ещё при появлении в детском доме, и раньше это не волновало — теперь вдруг стало необходимо. Облекать знание в слова сложно, когда не привык к такому. Ещё и Настя смотрела, чуть прищурившись, и это взгляд он узнавал: такой, как всегда, когда она его слушает. Полное внимание. Каждый звук. Насте не нужно объяснять, потому что она схватывает обрывки и, если не может их расшифровать, просто хранит в памяти, пока не получит ответы. Она не настаивает на истине, не требует немедленно речей, и поэтому с ней легче, чем с другими. Хотя ещё Роан есть… Он вообще ничего не просил. Только слушал, слегка склонив голову, и почему-то никогда не возникало ощущения, что он не понимает. Точно наставник понимал всё. Точно он всё знал, даже то, что слышал впервые.
— Дефектная лифа? — уточнил Каспер. — Что это значит?
Он вежливо предлагал углубиться в тему. Настя ждала. Антон вздохнул: простых отговорок явно не было достаточно. Эх, вот наставник умел объяснять так, чтобы никто ничего не понял. Если бы Антону так же владеть языком, он бы и не беспокоился: наплетёшь мудрёностей и никто больше не пристаёт.
— Промах, — сказал он. — Они хотели создать совершенство, но не получилось. Идеальных лиф не много. Я — худший из дефектных. Боевая странность, по силе превосходящая обладателя. Такое убивает. Меня не убило, потому что они специально подавляли. Лекарства, препараты. Надеялись, что получится уменьшить силу, чтобы можно было пользоваться свободно. Не получилось. Когда мы сбежали, — он косо взглянул на Настю, — у меня получилось с ней «поладить», и проблем не было.
— А сейчас есть?
— Это моё дело. Не ваше. — Антон не хамил, но отозвался упрямо. Каспер кивнул.
— Значит, проект был направлен на создание определённых странностей? — спросила Настя. Она слегка покачивалась на носках, держа руки в карманах пальто. Взгляд её, до того направленный на Антона, теперь блуждал по закутку и очертаниям моста. — Нам ничего не объясняли, но и так понятно было, что растили как оружие. Они знали, какие характеристики получат?
— Нет. Поэтому и накрылось. Какие-то странности получились слабее, какие-то сильнее. «Чистые» — это лифы, чьи способности под полным контролем. Лучшие. То, чего проект добивался. Остальные не такие идеальные. «Чистые» лифы — это Тимур, Вера, Тая, Иосиф, Мария. Они получились совершенными.