Люси встала с места, с резким скрипом отодвинув стул; она вперилась взглядом в Каспера и спросила:
— Что ты сейчас собираешься делать?
— Поеду за город, — он не стал лгать. — Буду искать. Я напишу перед началом операции.
— Ты не можешь один!..
— Значит, разделюсь. Я — просто универсальная команда. — Каспер пожал руку Борису. — Рассчитываю на вас.
Круценко кивнул. Йорек мрачно наблюдал за ними, но ничего не сказал; лифы тоже молчали, ободрённые разрешением присоединиться к поискам, но плохо представляя, стоит им говорить или не стоит. Зато Люси так и подпрыгнула гибкой кошкой.
— Говорю, ты не можешь целые два дня! — возмущённо зашипела она, собираясь явно предостеречь, но была прервана неожиданно жёстким тоном: заговорил Борис.
— Сядь и успокойся, Люси. Эта операция важна. Прекрати вести себя, как беспечный ребёнок!
Девушка так и вздрогнула, оглянулась. Рука, которой она коснулась было плеча Каспера, безвольно замерла, не дотянувшись. Каспер, пользуясь резко взорвавшимся безмолвием, направился к дверям. Перед сестрой ему было совестно, как и за то, что он не заступился за неё перед невесть от чего взъевшегося Бориса, однако это была последняя возможность исчезнуть в одиночку. Так, чтобы не подвергнуть их всех риску. Если Каспер найдёт место заточения Роана раньше, он попробует того вытащить. А впутывать в это безумство остальных в планы не входило.
Люси смотрела ему вслед, и её взгляд прожигал лопатки, даже когда он уже покинул отделение.
Жаль, что ей всегда приходилось его терять. Но иначе никак.
*
Где-то далеко, скрипя зубами, глотая дым, скрючился у стены бессмертный человек с бессмертным телом, и его стоны не могли пробить полотно плотного дыма, наполнявшего комнату. Огонь жадно лизал обнажившиеся уже кости, полируя их до белизны, и кожа не успевала нарастать заново. Роан негромко стонал, лишь этими звуками напоминая себе о рассудке, о смысле, о реальности вокруг, и ему не была страшна боль ожогов — он ничего не боялся.
— Роан…
Обуглившаяся рука уцепилась за стену, и он с трудом поднялся на ноги, сопротивляясь непрекращавшемуся огненному ливню. Камеру наполняло жаркое оранжевое зарево. По плитке стены там, где он голым мясом, объеденным буйной стихией, касался, стараясь встать ровно, оставались кровавые следы, тут же превращавшиеся в сухие корки под высокой температурой.
— Роан! Роан!
«Я слышу», — хотел пробормотать он, но уничтоженные огнём губы не двигались, и кожа с лица обвисала полупрозрачными лоскутами, окрашенными в кровь. «Я слышу, Настенька. Вы там в порядке?»
Его дети его ждали, а с другой стороны его ждало пламя. Роан закрыл глаза, съезжая по стене, спиной рисуя багровую полосу. Сил почти не оставалось. Регенерация никогда не прекращалась, но в замедленном состоянии она действительно мучительна. Где-то за стеной камеры прозвучал приказ поддать жару.
Оранжевого зарева стало больше. Ресницы выгорели, и Роан не стал поднимать веки: всё равно отлично видно. Его тело жгло, но не обращалось пеплом. И не обратится.
Но всё-таки это больно…
*
— 17 октября 2017
— Улицы Авельска не обшарить просто. Они всё-таки подчиняют себе пространство, если можно так сказать… Но-о-о, мы-то с тобой и не по улицам рыщем, а по этому прекрасному лесу, лучше на этом сосредоточимся! Не отставай, соловушка, ещё целый гектар!
Деревья вокруг раскрывали свои тонкие, словно кости, обтянутые кожей коры, ветви и путались ими в волосах, если не удавалось вовремя наклониться. Они исследовали метр за метром. Здесь, там, повсюду. Ноги утопали в опадавшей листве, но столько же оставалось над головами. Белёсое небо, недавно пролившее дождь, теперь ласково светлело в промежутках между худыми кронами. Берёзы сменялись осинами, кое-где попадались ели и сосны, рябины и деревья, названия которых Настя не помнила. Она старательно обходила овраги, периодически останавливаясь, чтобы проверить территорию, и каждый раз стыдливо прятала руки от своей спутницы. Бинты насквозь промокли, и пришлось заматывать ещё дополнительно. Постепенно получалось лучше, и Настя уже могла точно сказать, много ли пространства раскрывалось вокруг — и всё-таки её тревожила неожиданно успокоившаяся странность.
Как будто специально… Как будто в моменты, когда она была нужна, способность становилась покорной, но по своей воле, с волей обладательницы не считаясь. И постоянно кровоточили запястья. Постоянно. «Стоп-метки» сбивали ритм, и Настя всё-таки не успела вовремя скрыть от спутницы следы. Люси взяла её руки в свои и какое-то время молча разглядывала. Затем, ничего не сказав, продолжила путь.
Приятно.
Люси была из людей, которые до этого Настю прикрывали, и раньше она считала их кем-то вроде надзирателей. Ошибалась. В случае Роана так точно.
— Расскажите, пожалуйста, — вздохнула Настя, двигаясь за метаморфом среди золотисто-рыжих деревьев.
— С какого момента? — Люси взглянула на неё с задумчивостью, но на разговор была настроена.
— С какого можно…
Здесь проходили тропинки, протоптанные грибниками и шашлычниками, и девушки повстречали несколько стоянок. Разваленные потушенные угли, где-то обломки мангалов. Деревяшки, осколки бутылок. Человечество так чистоплотно, диву даёшься. Даже столь прекрасный лес умудрилось подпортить своим свинством. Зато тропы были удобными: по сторонам проходили извилистые пути, встречались камни и мох прикрывал ямы, так что двигаться там требовало там большой осторожности.
— Мне было десять лет. Касперу — тринадцать. Ах, или, если ещё раньше… когда родители Каса погибли, его взяли мои. Так что мы выросли вместе. Так-то моя мама ему тётя, но ладно, не в том дело. Каспер всегда таким был. Слишком любил взваливать на себя ответственность за всё на свете — и справлялся с ней идеально, как будто она не доставляла неудобств. На самом деле это видимость. Даже я не знаю, сколько ему стоит эта дурная привычка. — Люси пнула подвернувшийся мелкий камушек. — Итак, ему было тринадцать, когда странность проснулась, у меня началось примерно в тот же период. NOTE нашла моего брата… Нет, вернее, это брат её нашёл. Но всё дело было в Роане. Это он нас принял. Он — а остальные уже потому, что он сказал. Мы всем ему обязаны.
Они двигались быстро. Сделали остановку; Настя вслушивалась в мир, покачнулась, пойманная за плечи спутницей, и неловко улыбнулась. Сплошные неудобства. Зато понятно, что никого кроме них здесь не было. Они с Люси устроили привал, остановившись на открывшейся полянке, и теперь Настя могла вслушиваться в речь спутницы осмысленно.
— Роан немного изменился с тех пор, как составлял то поколение, — задумчиво говорила Люси. Ветер трепал зелёные волосы и малиновую чёлку. В разнотонном, но объединённом одной палитрой лесу она казалась заморской редкой птицей с чересчур ярким оперением. — В лучшую сторону. Но в основном он всегда был таким. Те, кто никому не доверял, кто получил уже от судьбы, попадали к нему — и он всех принимал. Вытаскивал. Помогал. Знаешь, он лучший отец из всех, кто может быть, потому что весь его мир сосредотачивается на детях. Он отдаёт всего себя и без остатка. И ты всегда знаешь, что он придёт на помощь, поддержит, успокоит. Роан помог нам с Каспером встать на ноги, столько для нас сделал — и теперь он нашёл вас с Антоном, и это для него естественно. Естественно, что он даже в Лекторий пошёл, чтобы вас защитить. Просто Роану не важно, кто вы и что вы, кем вы были или кто вы есть. Он примет вас, согреет. Он будет вас любить. Он уже вас любит. Поэтому и бережёт.
— Любит? Но ведь у него, получается, много воспитанников…
Люси взглянула на неё с лёгким смешком. Ветер сменил направление. Теперь полы одежды трепыхались, как крылья, и холод пронизывал ноги. Настя куталась в шарф. За открытой полянкой расстилались верхушки рыжих и бледно-жёлтых деревьев, кое-где с сизой проседью, и за ними уже геометрическими формами вырастали очертания города.
— Не рассматривай его как обычного человека, — посоветовала Люси. — Он не такой. Для него всё иначе. Однако, да, ты права: много. Потому что Роан — проводник. Встречает и помогает перебраться через реку на сторону, где ты уже сможешь искать себя самостоятельно. Помогает без платы или чего-то ещё. А тех, кого он спасает, он тоже не оставляет, приглядывает. Даже сейчас, я знаю, он всегда в курсе, всё ли нормально у других выпускников моего поколения. И все они, могу тебя заверить, счастливы. Роан умеет дарить счастье. Наверно, потому что своего у него нет.