Разве что Тая начинала скучать по друзьям. Иосиф и Артур стали её семьёй — той, о которой в этих самых книгах говорилось. Лифы не должны быть человечны, писалось проектом, однако Тая на себя их указы не принимала. У неё два прекрасных товарища. Два брата. Они — её семья, к которой она должна вернуться.
Если ещё успеет.
— Зря время идёт, — буркнула Тая недовольно. — И так его мало.
Оля посмотрела на неё с укором.
— Кевинский уже готовит результаты анализов, — напомнила она. — Мы скоро узнаем.
— Да всё равно. Я пришла сюда сражаться, а не торчать без дела в безопасности!
— Сражаться, значит? — подал голос Дмитрий, заставив Таю резко замолкнуть. Гот не смотрел на неё. — Бросаться головой в пропасть — это, может, и нормально для тебя. Но не для остальных. Тебе ведь есть, куда возвращаться. Если надорвёшь себя раньше, чем завершишь начатое, какой во всём толк?
Тая остыла. Пригляделась внимательнее, но всё равно глаза Дмитрия с такого расстояния не могла рассмотреть. И говорил он равнодушно, прохладно, как само собой разумеющееся. Оля не отреагировала, только голову чуть опустила. Вот что странно — Тая, разбираясь в людях поверхностно, но много смыслившая в языке тела, по этой девушке ничего не могла сказать. По ней, по Михаилу и по Роану. Но если последние двое ещё ладно, они всё-таки мастера, а Борис просто не нуждался в чём-то, кроме собранности, то почему Оля? Даже если опустить то, что она являлась инвалидом, всё равно нечитаема. В чём причина? Как она вообще умудряется так маскироваться, даже Каспер, самый старший из остальных, и тот частично понятен!
— Что-то не так? — спросила Оля, поймав цепкий взгляд Таи.
— А, нет. Ничего.
И подмечала чутко. Эх. Странные сложнее простых людей. Тая, отвыкшая их разделять, теперь с лёгким неудомением привыкала к быту этого дома и сравнивала всё с теми домами, где уже побывала. Они со Стаей периодически останавливались в каких-нибудь местечках, притворяясь бедными студентами или бездомными (хотя ими и являлись). Люди относились к ним по-разному, но те, с которыми Тая успела познакомиться, всегда имели нечто общее. А люди, окружавшие её сейчас, — нет. От них даже ощущения были разными; Тая не смогла объяснить это на словах, когда её спросила Настя, но улавливать сущности интересно.
Ещё бы этих странных понять.
— Можете хотя бы рассказать, что происходит? — вздохнула девочка, теребя рукав свободной футболки. Она сидела уже без усилий, волосы всё ещё не убирала, и они густыми волнами спадали ниже поясницы. За три месяца ещё отросли. Светло-русые локоны даже чёлкой почти прикрывали правый глаз, и приходилось их сдувать.
— Где-то есть человек, которого нужно спасти, и остальные его спасают, — отозвалась Оля. — Он сделал много хорошего.
Бессмертный с золотистой улыбкой. Сияние открытых облаков и свежесть утреннего неба. Белые пути — не такие ядовито-белые, как стены лаборатории, а именно сияющие, ласковые, дарующие свободу и лёгкость. Бледно-золотистые звёзды в их просветах. Бесконечные дороги без отдыха и дома. Века, проносящиеся в трепетной дымке.
Тая перевела взгляд на Дмитрия.
Если уж так расценивать собственные ощущения, стоило и на этих ребят взглянуть серьёзнее. От Оли веяло бережно выращенными цветами, закатным солнцем и книжными страницами, а что от парня? Равнодушный, недовольный. Надтреснутый как будто. Чёрное стекло? Почему стекло? Почему за ним не мелькают силуэты? Словно он замазывает его, упрямо и отчаянно покрывает краской зеркала, лишь бы не видеть всего остального. Это не закрытость, но один из видов. Тая была у него в голове, и то, что она там заметила, ей не нравилось. Чисто по-человечески не нравилось: эта печаль, глухая тоска и постоянное сожаление. Дмитрий не был счастлив своему существованию и тому, как оно проходило. Почему? Тая видела несчастных людей, но таких сломанных…
— Перестань, — поморщился Дмитрий. Черты его зло обострились. — Я чувствую. Это не очень приятно.
— Извини, — покорно отступила от его сознания Тая. Интересоваться кем-то было в её стиле. Она всегда прощупывала людей вокруг. Ио и Арт давно привыкли, но сейчас вокруг неё иные особы. Нужно быть осторожнее.
— У меня есть просьба, — качнула головой Оля. — Не применяй здесь странность. Этот дом — особенное место. Будет лучше и для тебя тоже, если никто не распознает твоего присутствия.
— А могут?
— У некоторых уличных чутьё и на прошлое применение способностей… Они могут понять.
И что они ей сделают? Тая может запросто перехватить узды их воли и запретить себя атаковать. А контролирующих сознание странностей не так много в мире, она знала: ничего страшного не произойдёт. Но ладно. Их территория — их правила. Она подчинится им пока что.
— Если они все такие умные, почему до сих пор не поняли?
— Это моих рук дело, признаю, — тепло усмехнулась Оля. — Видишь ли, моя способность — контроль взаимодействия чужих странностей. У нас дома много всего пересекается. Я просто увеличила немного активность сил Миши, меня и Дмитрия, а твои пригасила. Поэтому сложнее распознать.
Хитро. Её и не спросили? Тая вздохнула: ей ещё тут находиться и находиться, так что нельзя спорить. Как там её братья?.. Они там не соскучились?..
— Настя тоже будет сражаться? — отвлекаясь от мыслей о Стае, спросила лифа. — За этого учителя.
— Да, скорее всего. — Оля развернула коляску, чтобы было удобнее видеть одновременно и Таю, и Дмитрия. — Я не очень хорошо с ней знакома.
— Но ведь за ней присматривал Ваш… э-э…
— Можно считать его братом. Ну, «присматривал» — это немного другое понятие. Думаю, Миша считает Настю своей дочерью, даже если у них не сложилось быть рядом. Но мы с ней почти не пересекаемся, я не представляю, что у неё в душе творится. — Оля постучала пальцами по подлокотнику. Пальцы у неё были светлыми, ногти — чистыми и аккуратно обрезанными. — Ты играешь в её жизни далеко не последнюю роль, но пока никто не знает, в чём она заключается.
— Это как предупреждение?
— Это как заметка, — девушка пожала плечами. — Да ты и сама знаешь.
Если всё не прекратится, Настя сама себя погубит раньше, чем срок Таи истечёт. В лёгких заскреблось надсадно что-то, словно ящерка, обдирающая чешуёй тесную клетку, но Тая упрямо подавила кашель. За последние месяцы до комы она успела смириться с уготованной судьбой и перестала обращать внимание на постоянное неприятное чувство в теле. Её немного ломало, и кости сквозило, точно ветер заключён где-то под кожей и щиплет болезненно нервы. Гадко, но жить можно. Ко всему привыкаешь, а у Таи ещё и цель была поставлена чётко — третья лаборатория должна пасть. Любой ценой.
— Почему твоя Стая тебя вообще отпустила? — спросил вдруг Дмитрий.
То, что при своей мрачной апатии он чем-то заинтересовался, показалось забавным.
— Мы много спорили. Я пообещала их позвать, когда отыщу лабораторию.
— И позовёшь?
— Да. Я никогда им не вру. — Тая закусила губу. — Только Артур придёт. Ио должен вытащить детей и бежать. Они оба будут снаружи.
— В смысле? Ты так просто хотела заявиться в одиночку в самое охраняемое место Лектория?
Тая взглянула на него с негодованием.
— Это не просто! — отрезала она. — Далеко не просто. Но они сами виноваты. Я «чистая» лифа, слышали о таких? Я из сильнейшего, что у них получилось создать. Так что даже если бы они выставили боевые странности, мне они не помеха. — Она помолчала, потом уже спокойнее добавила: — Я бы не позволила ребятам рисковать так из-за меня. Вы бы так же поступили.