Полгода назад Роан крупно провинился, но сейчас Каспер об этом не вспоминал. Он вообще ни о чём таком не думал. О том, что Роан отказался от всего, что они создали. О том, что бессмертный из глупого стремления подарить единственному близкому человеку счастье намеренно прыгнул в осколки. О том, что они — чёрт — за пролетевшее время так и не нашли минуты, чтобы помириться.
Какие же они идиоты. Оба.
Каспер, усмехаясь болезненно, спешил по опустевшим коридорам: эвакуированный персонал спасся, и скоро наверняка убежище взорвут, у Лектория везде свои пометки. Наверху гудел бой, проникая через пласт потолка и там и тут стряхивая прохладную горькую пыль. Закуток, который действительно был пристроен отдельно, Каспер нашёл быстро. Ключ сработал, и стоило ожидать, что скоро раскусят доступ постороннего, тогда и придётся уповать на Бориса, чтобы тот успел сдержать взрыв.
Помещение, в котором он оказался, предназначалось для наблюдений, здесь же красовались аппараты, компьютеры и штыки проводки. Всё брошенное, оставленное невыключенным впопыхах. Датчики работали исправно. Тот, кто здесь оставался, был жив. Высокое стекло, предназначенное для наблюдения отдельно от самой камеры, ничего не было, лишь чернота: вовремя спрятали. Чтобы пройти внутрь, нужен был ключ. Что ж, Касперу повезло.
Замок пискнул, пропуская. Каспер проскочил дальше и остановился, как вкопанный.
Помещение было затемнённым, аварийные лампочки ровно мигали: тревога уже проиграла, они были не нужны. Камера наблюдения в углу, неподвижные змеи проводов, ведущие к центру, и аппарат разблокировки на самой камере. Перед Каспером, подсвеченный в полумраке, стоял… аквариум. Это было первой ассоциацией, но камера действительно была на него похожа: заполненный ярко-голубой водой цилиндр от пола до потолка, с плотными стеклянными стенками, не отражавшими помещения, этакая закрытая ванна. Задвигавшаяся специальная дверца — чтобы вынимать подопытного и ставить туда, закрывавшаяся на тот же замок и непробиваемая. По бокам — отверстия, в которые вставлялись плотно шнуры проводов и датчиков. Но всё это вовсе не занимало Каспера. Каспер смотрел на одинокую фигуру, в безразличном оцепенении повисшую внутри аквариума.
Юноша не двигался, застыв среди неподвижной воды. К нему были присоединены многочисленные катетеры, впившиеся в кожу, словно пиявки — к открытому торсу, к рукам, ногам, там, где их не прикрывали свободные белые шорты, к шее и голове, теряясь среди золотистых волос, из-за освещения казавшихся бледными. Глаза закрыты. В воде не поднимались пузырьки воздуха, и парень в своей давившей изоляции не дышал.
«Роан!»
Каспер приблизился, как завороженный. В темноте ярко-голубой почти до лазури свет камеры щедро окидывал его. Мягко колыхались светлые пряди юноши за стеклом. Затем он медленно приподнял ресницы и взглянул на Каспера; выражение пёстро-лесного взгляда было туманным, сонным. Сколько времени он провёл здесь, не в силах утонуть? Уголки губ юноши приподнялись слегка, глаза оставались полуприкрыты, и общий вид — такой удивительный, неземной — сжимал сердце.
Роан до безумия медленно протянул руку и положил ладонь на стекло.
Между ними всегда оставалась преграда.
Каспер положил ладонь напротив. Стена была холодной. Роан покачивался в водном вакууме.
— Я пришёл за тобой, — одними губами, не ловя отзвуки своего голоса, сказал Каспер. С трудом оторвал взгляд, повернулся к выключателю и провёл магнитной картой. Створка камеры поехала в сторону, прорвалось потоком пространство. Каспера окатило ледяной водой, чуть не сбив напором освободившихся бурных волн. Одежда вмиг вымокла, но он не вздрогнул: подался вперёд рывком, ловя слабое безвольное тело, потерявшее державшую его среду. Роан — мокрый, скользкий, до изумления тёплый — едва мог шевелиться: много часов под действием странности не убивали, но вытягивали энергию.
Крепко прижимая его к себе, бережно обнимая руками, Каспер аккуратно опустился на залитый водою пол. Сердце Роана быстро билось, это ощущалось кожей. Он рвано дышал.
— Каспер… — прохрипел бессмертный, слабо улыбаясь, но от безграничного тепла его улыбки растаял бы и айсберг. Он откашлялся, сплёвывая воду, и каждое слово давалось ему с трудом, но глаза горели, он должен был это сказать, он ничего так не желал: — Я хотел, чтобы ты был счастлив, и ради этого ушёл. Я…
— Помолчи же, ну. Роан, ты совсем ослаб. Не надо сейчас…
Роан, болезненно изгибая брови, попытался помотать головой, не принимая заботы, и говорил он всё увереннее, хотя тон звучал тихо, не повышались ноты, и каждая нота дрожала усталостью — усталостью, виной и печальным счастьем.
— Знал, что мне будет тяжело, но… не думал, что это будет так. Я хотел отдалиться, чтобы ты мог быть счастлив, однако не получилось. Я последний эгоист, Каспер; я так и не смог без тебя жить.
Судорожно посмеиваясь, Каспер держал его на руках так, чтобы видеть его лицо. Роан улыбался. Роан выглядел несчастным и счастливым одновременно, и к спасителю отчаянно льнул, цепляясь за мокрую одежду вялыми пальцами, до дрожи упрямо прижимаясь даже в таком бедственном положении.
— Знаю, ты всегда желал мне добра, — отозвался Каспер с горечью. — Но попробуй понять: мне не нужно счастье, в котором нет тебя.
— Последствия…
— Последствия — всё равно, Роан. Они меня никогда не волновали. Всё это не имеет значения, если ты меня не отталкиваешь.
— Хах. Я не могу тебя оттолкнуть. — Бессмертный приподнял руку и провёл по его щеке. Взгляд мерцал выражением, которое столь долго подавлялось. — Только не тебя. Прости, Кас. Я…
Каспер склонился, целуя его в лоб.
— Ты всё больше делаешь меня человеком, — усмехнулся Роан.
— Это хорошо. — Он провёл по светлым мокрым волосам. — Потому что ты и есть человек.
— Только рядом с тобой.
Мигала сигнализация красными и зелёными точками, но для них двоих весь мир был далёк и неважен. Важно настоящее. Важно то, что они наконец-то говорили, как должны были давно.
— Знаешь, чего я хочу?..
— Одеться, полагаю? — весело фыркнул Каспер.
— Ха-ах, как будто ты меня и не таким не видел…
Восстанавливая силы, Роан закрыл глаза. Он устал. Но в объятиях Каспера ему было спокойно.
*
— Ты как?
Антон оглянулся. Настя выдохнула, что нормально, попутно утирая с лица кровь: не свою, чужую, мазнувшую по щеке, но сделал только хуже, размазав по коже и кровь с запястий. Антон смотрел на неё строго, и девушка все силы собрала, чтобы придать себе бодрый вид, хотя уже с ног валилась. Колени подкашивались. По позвоночнику разливался свинцовый холод. Перед глазами размывались радужные круги. Чудо, что она ещё не свалилась, столько прокричав, но голос только подстёгивал изнутри, и вновь и вновь — отметать противников, биться, прорываться, отвоёвывать по коридору. Настя представляла битву странностей чем-то великим, но великим это не было. Это было трудным и утомляющим, а никак не великим.
Освещение вовсю мигало. В короткие перебежки вспышек Антон взмахивал рассекающим багровым лезвием, вытянутым, как катана, и переливавшимся — оно не было одноцветным, так как составлялось из разной крови разных людей. Настя смотрела на клинок, как завороженная: она никогда не встречала странность Антона в бою. На улицах он никогда её не демонстрировал, расправляясь в противниками так, что его оружия Настя не видела. И вот он разил, разрывал связки и сухожилия, не убивая — но она всё равно видела кое-что особенное.
— Подожди, — прошипела она, хватая Антона под локоть. Резко наклонившись, парень увлёк её за безопасный поворот, прижав к стене кабинета; там никого не оказалось, но он всё равно не отодвинулся, заслоняя её от помещения и концентрируя внимание на себе. На лице — кровь и грязь. Пыль на одежде, помятой и порванной в некоторых местах, где пуля проскакивала. Настя взяла его лицо в ладони, пачкая скулы своей кровью; заглянула в глаза и твёрдо произнесла: — Ты не можешь сражаться в таком состоянии.