— Никакого. — Леви посмотрела ему в глаза впервые с момента их встречи, и узловатые руки в странных перчатках, закрывавших кисть наполовину, потянулись к вороту платья-кимоно. Айзек, не ожидавший такого, не успел хотя бы отвернуться, но и не потребовалось: девочка слегка спустила ткань, обнажив область ниже ключиц с левой стороны. На ладонь выше места, где бьётся сердце, проступала чернильная метка странного геометрического узора. — Я принадлежу ему, — повторила девочка с тоской.
Айзек такого ещё не встречал, но он рисовал многих сотрудников, много разговоров слышал, так что…
— Он купил тебя? — удивлённо спросил он.
Леви кивнула, натягивая ткань обратно и целиком обращая внимание на свой чай. Многое становилось понятным, но от этого Айзеку стало больно. Торговля странными… дело, за которое многие поплатились. Однако даже выравнивание ситуации не спасло детей, которых уже успели выгодно протолкнуть. Леви, видимо, из этих проданных ребят. Льюис — по-настоящему её хозяин, раз заплатил на чёрном рынке, или где там покупают невинные души.
И неудивительно тогда, что она не улыбается.
Бывает ли Лекторий милосерден?
— Ты можешь приходить ко мне. — Айзек со стуком ставит кружку на стол. — Помогать, к примеру. Или просто посидишь. Это если хозяину будешь не нужна.
Леви посмотрела на него с таким радостным изумлением, что он порадовался собственному предложению. Вообще-то он откровенно не знал, что с ней делать, да и помочь ничем не мог. Однако это хоть что-то. Может, одиночество малышки как-нибудь скрасится.
Льюис забрал её в восемь вечера. Портрет оглядел снисходительно, согласился оставить его в студии вместе с другими, пока не будут востребованы, щёлкнул пальцами, призывая свою ручную тень. Леви бросила на Айзека последний взгляд, уголки губ её на мгновение приподнялись, и она растворилась в тени. Она должна была находиться рядом с хозяином, даже если не хотела.
Ощущения от слития с тенями сложно было передать словами. Леви казалось, что она целиком растворяется в темноте — единственной материи, принимавшей её со всей готовностью, как свою естественную часть. Поначалу это кружило голову, но теперь она привыкла, легко входя и покидая черноту за очертаниями предметов. Не боевая, но всё-таки полезная странность, за которую её быстро стал ценить владелец. Ценил он её своеобразно, выражая это более мягким поведением относительно поведения с псами. Элементом его своры Леви не была. Она была тенью Льюиса. Она слушала то, что владелец говорил слушать, и следила за теми, за кем он велел следить, так что наказаний избегала почти всегда. Главное — послушание. Главное — не дать повода.
— Здесь ещё? — обратился к ней Льюис. Из тени всплыла голова по плечи, взглянув на него тёмными очами, и мужчина кивнул: — Отлично. Сейчас будешь ловить каждое слово, ясно? Каждое.
— Да, сэр, — отозвалась безразлично Леви, вновь погружаясь в родную стихию. Так было приятнее. Она ощущала себя по-настоящему целой.
Встреча состоялась у моста через реку. Авельск делился на три почти равные части тремя реками — одна разделялась на две, и мосты красовались через эти синие линии карты. Хорошее место для переговоров было устроено как раз у первого, у самого берега. Вода лизала бережок — здесь было мелко, дорога спускалась к мини-пляжику, на котором всё равно никто не загорал. Пологий склон порос травой. На нём, глядя в быстро темневшее небо, устроился какой-то человек из Лектория.
— Пришёл, — усмехнулся Льюис.
— Вашими молитвами, — откликнулся человек. Его голос был похож на эхо, такой же туманный и далёкий. Человек даже не оглянулся. Леви аккуратным силуэтом, прячась в тенях травинок, подобралась ближе. Теперь голос человека звучал над ней.
— Я не молился о смерти Вильгельма.
— Даже если так, Небеса всё равно услышали. — Человека не интересовал собеседник, только облака на фоне темноты. Сидеть наверняка было холодно. Леви прощупала мелкими каплями теней его одежду — плотная ткань, частично мех. Ясно. Он не замёрз бы и так. Человек пошевелился, и зазвенькали какие-то металлические украшения, стукаясь друг о друга.
— Ты ведь знаешь, почему я решил переговорить с глазу на глаз.
— Мне карты уже подсказали, что доблестный вожак своры дикой будет нуждаться в совете.
— Отставь свои формулировки, предсказатель. Мне нужна точность. В июне ты сказал Вильгельму, что его убьёт девчонка-лифа с силой звука?
— Сказал, коль необходима точность.
Леви вслушивалась в слова, но не задумывалась над ними. Её всё это не касается, а даже если бы касалось, то что ей тревожиться? Худшее, что могло произойти, произошло, и собственная судьба её не волновала. Были так, мелкие желания. Возможно, подавляемые мечты. Но надежды не было, а потому беспокойства о себе тоже.
— И он пытался судьбу изменить?
— Невозможно отречься от того, что тебе предначертано.
— Однако он пытался?
Теперь в голосе человека проскользнула тонкая, как стекольная пластинка, насмешка:
— Фокусник выкинул последний трюк, решив пойти наперекор решению Неба, поймать дитя заранее, порешив её жизнь. Однако в той попытке голову он и потерял. — Он неожиданно сказал совсем тихо, так, что слова в воздухе растворились незаметно: — Приятно, что есть те, кто способен к изменениям без страха. Таких и судьба милует. — Человек поднялся на ноги, и Леви пришлось перетечь. — Совет, который Небо может дать, таков: если знаешь ты свою судьбу, так не пытайся предотвратить. А если есть возможность её не знать — не знай дальше.
— Ты бесполезен, Миднайт, — хмуро сказал Льюис.
— Как знать.
Странный человек в мехах и с украшениями уже скрылся, и только тогда Леви приняла материальный облик. Хозяин выглядел раздосадованным, и она не решалась заговорить, чтобы не получить за своевольность. Он обратился к ней сам:
— Он шептал что-нибудь помимо громкого?
— Нет, — ответила Леви без промедления.
Она боялась владельца и боялась ему лгать, но… Но у неё было ощущение, что фраза про изменения была адресована именно ей. И что с этим делать — она пока что не представляла.
Хозяин с разочарованным лицом отвернулся от моста, и она скользнула в его тень — её постоянное место, из которого она не может выбраться.
«Изменения без страха…»
*
— 5 октября 2017
Бывают такие дни, когда нет никакого настроя работать. К величайшему сожалению, Айзек страдал таким время от времени: у него валились из рук кисти, выплёскивалась вода, засыхали краски, а сам он дулся и пытался что-либо сделать, чтобы окончательно не испортить работы, но… в общем, было разумным решением свернуться на сегодня и отправиться охладить голову.
Он посидел на скамеечке в парке, потягивая кофе. Прошёлся по набережной реки, любуясь на волнистую от ветра воду. Помотался в торговом центре, разглядывая витрины. Вдохновение так и не появилось, зато ему захотелось есть.
Жизнь человека, который работает не по определённому графику, грешит такими прорехами лени. Ни одного школьника вокруг, все по учебным заведениям заперлись; Айзек сам не так давно выпустился, но уже начинал забывать, каково это — учиться. Он любовью к образованию никогда не горел, хоть и поступил в местный институт; там не понравилось, он ушёл и открыл свою маленькую студию. А там уже добрался до него когтистыми лапами Лекторий, появились постоянные заказы на основе странности, удавалось жить стабильно.
Кроме таких вот плохих дней.
Совсем не зная уже, чем заняться, он устроился за дальним столиком на третьем этаже небольшого торгового центра. Это место славилось только шикарными панорамными окнами, из которых открывался вид на другие дома; кроме окон в нём не было достопримечательностей. Не особо популярные магазины, пробравшиеся и сюда корни кафешек быстрого обслуживания, минимум людей: в принципе, Айзеку здесь даже нравилось. Он не любил общество, толпу не переносил, а сейчас, в одиннадцать утра, всё казалось ему приятным и достаточно тихим, чтобы отдохнуть. Айзек даже достал скетчбук, от нечего делать принялся чирикать в нём карандашом, но вдохновение обидчиво пряталось в закромах души, и он бросил напрасные попытки. Взглянул на скетч — Леви. Даже похожа, хоть и набросочная.